Антуан попытался что-то сказать, но Жерар остановил его резким взмахом руки:

– Нет, нет, я прекрасно могу дать ответ на этот вопрос. Мой долг и мой сан обязывают меня давать ответы. Но иногда я спрашиваю самого себя: может быть, что-то неправильно? Может быть, мы просто не поняли волю Господа?

Смешное дело – я не выдержал и попытался епископа святому писанию учить!

– Дано будет ему Слово, – сказал я, – и Слово то станет выше всех богатств мирских…

Жерар кивнул:

– Иногда, когда я думаю о Слове, я представляю его зерном. Крошечным зерном, что упало на землю, пустило корни, проросло, и вот – раскинулось дерево. Наш мир – дерево, что выросло из этого зерна. Но и на самом добром дереве бывают дурные плоды. Да, Ильмар, я понимаю тебя.

Такие же слова я говорил иногда сам, объясняя, почему в мире столько зла. Пасынок Божий принес людям чудесный дар – но люди сами решают, что делать с этим даром.

– Может быть, принеси этот дар Сын Божий, – тихо сказал Антуан, – он мог оказаться другим…

– Да, – опять же согласился Жерар. – Мог. Если бы Иосиф поверил Ангелу Господню и ушел в Египет сразу, а не стал собирать вещи свои, и скот свой, и прощаться с родней своей. Если бы Ирод не послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его.

Он упер ладонь в подбородок, глядя то на Антуана, то на меня. Кажется, я уже понял, к чему приводит такая задумчивость епископа…

– Ильмар, ты хорошо помнишь, что говорит Святое Писание об избиении младенцев?

Теперь настала моя очередь мямлить, как недавно хозяин постоялого двора. Смысл я помнил, ясное дело, но не слово в слово. Жерар поморщился и заговорил сам. Голос его, до того грубый и простой, вдруг исполнился силы, словно стоял епископ в соборе перед тысячами прихожан:

– И разгневался Господь! Сына Своего послал Он к нам, чтобы принес Он искупление. Но не уберегли люди Сына Его во младенчестве, и не будет теперь спасения роду человеческому. Потеряна для людей жизнь вечная, и не избавиться им никогда от владычества смерти. И взмолился тогда Сын Божий: Отче! прости им, ибо не знают, что делают! разве не был я Сыном Твоим и Сыном Человеческим? пошли меня к людям снова, чтобы искупил я их грехи! Но сказал Господь: Сына Своего отдал людям один раз, и не отдам во второй. Но остался в земле Вифлеемской младенец человеческий, которого не заметили слуги Ирода. Пусть же воспитают его Мария и Иосиф как своего, и будет он Пасынок Мой! и нарекут его Искупителем, и дано будет ему Слово, и Слово то станет выше всех богатств мирских; и если сумеет он сделать то, что суждено, направить род людской к свету, то будет грех искуплен; и сделаю Я для Сына Человеческого все, что сделал бы для Сына Своего. И в тот же час услышала Мария жалобный плач и, выйдя из дома, увидела младенца, лежащего у порога. И взяла она на руки Искупителя, и воспитала как своего. И возрастал Он, и укреплялся духом, исполняясь премудрости.

Жерар замолчал.

– Если бы Сын Божий остался с людьми, все могло быть по-другому, – сказал Антуан. – Так, ваше преосвященство?

– Это ересь, – жестко ответил Жерар. – Самая настоящая ересь, за которую даже в наш просвещенный век отлучают от Церкви. Но я допускаю, что это так. Если бы в Ироде или его слугах было меньше злобы или если бы Иосиф пустился в бегство сразу же, получив откровение от Бога, – Сын Божий мог остаться с людьми. И искупить наши грехи… как-то иначе. Его убила злоба и алчность… вот почему, быть может, в нашем мире так много злобы и алчности.