В другой раз интересно было бы послушать их препирательства, но сейчас все слишком устали и были напряжены.

– Авром-Бер, – спросил Жерар. – Как ты полагаешь, твоя шхуна уже вернулась в Хайфу?

– Да, – кратко ответил иудей.

– И как ты думаешь, знают уже незваные гости о нас?

– Любому из своих людей я бы доверился как брату, – ответил капитан. – Любому – когда он один. Но на шхуне два десятка человек. И каждый подумает – «я смолчу, а другой – расскажет». Жадность погонит их к преторианцам и гренадерам. Не удивлюсь, если они будут стукаться лбами, подходя к казармам.

– Значит, за нами уже идут, – решил Жерар. – Нужны лошади.

Но лошадей не было. В очередном селении, переплатив вдвое, мы смогли купить трех ослов, на которых и усадили самых слабых. Повозка отвернула в сторону, и нам с ней было не по пути.

Шли ослы ничуть не быстрее пешего. Нам помогли бы хорошие лошади, что, без сомнения, были у преследователей. Но в этих бедных краях лошадь была слишком вызывающей роскошью, доступной лишь в городах.

И мы продолжали идти, под палящим солнцем, по дороге, что вилась пустынными каменистыми равнинами, мимо редких селений, жмущихся к речушкам и озерцам. В полдень, в одном из селений, мы поели на местном постоялом дворе: под соломенным навесом, окруженные десятком любопытствующих детишек. Рыбный суп, острый козий сыр, оливки, кисловатое сухое вино – не слишком обильный обед, но все равно трудно было заставить себя подняться и выйти из прохладной тени.

В этой деревушке мы купили еще двух ослов – для Маркуса и Йенса. Долгая жизнь в подземельях не пошла тюремщику впрок, он едва волочил ноги.

Не было никакого смысла пытаться скрыть наше продвижение. Жители селений, мимо которых мы проходили, крестьяне на полях, останавливающиеся чтобы перевести дух и провожающие нас взглядом, пастухи, охраняющие козьи стада, – всех не подкупишь.

Я шел рядом с ослом, на котором восседал Антуан. Выставив вперед длинные ноги, летун озирал окрестности, временами разражаясь приступом кашля. Казалось, что никакие сомнения и страхи его не гнетут.

– Антуан… – тихонько позвал я. – У тебя случалось такое, что ты стремишься к какой-то цели, преодолеваешь препятствия, но когда добиваешься своего – радости не испытываешь?

– А кто сказал, что в конце пути будет радость? – Антуан достал из кармана платок, стал аккуратно завязывать на голове, прикрывая от солнца лысину.

– Но если стремишься к чему-то – значит, хочешь хорошего. Разве не так?

– Всю жизнь я мечтал летать, – ответил Антуан. – Это мое счастье, но не радость. Радость – глоток воды в жаркий день, уютное кресло вечером после тяжелой работы, долгая беседа, когда ты истосковался по умному собеседнику. Счастье – совсем другое. Путешественник счастлив, поднявшись на высокую гору. Но он не радуется, он знает, что ему предстоит долгий и тяжкий обратный путь. Радость – это итог. Счастье – это путь.

– Я не о том, Антуан! Бывало так, что ты сделал все, как хотелось, но понимал – это неправильно?

– Вот ты о чем… – Антуан окинул меня насмешливым взглядом. – Чтобы добиться чего-либо, человек должен захотеть. Небо жило в моих мечтах задолго до того, как я впервые сел в планёр. Я грезил небом, парил над облаками, птицы летели рядом со мной, а друзья махали руками с земли – крошечные, будто песчинки на морском берегу. Я еще не летел, но я уже был в небе. Крылья росли во мне. Мой первый полет стал счастьем, но не радостью. Продолжением корней, стеблем, поднявшимся к небу. И так во всем, Ильмар. Ты выбираешь путь. Строишь свой корабль, сеешь хлеб, видишь лицо любимой, говоришь с друзьями – вначале в своей душе. Ты еще не понимаешь, что тянет тебя вдаль. Но где-то в твоей душе плотники строят будущий дом, а друзья говорят несказанные слова. Зерно не знает, что ему суждено стать стеблем. Даже в зерне живет цель, но из тернового зерна вырастает лишь терн, а из зернышка кедра – кедр. Человек же все решает сам. Он думает, что строит дом, а он всего-то строит себя! Он думает, что добивается успеха, а он лишь заставляет сорняк превратиться в хлебный колос. Но если ты никогда не видел колоса – как ты отличишь его от пустой травы? Я знал человека, он строил дом. Он жил в маленькой деревне, честно и тяжко трудился, но однажды нежданное наследство дало ему возможность осуществить свою мечту. «Я построю дом, который будет лучшим домом под солнцем!» – сказал он. И он строил дом, оглядываясь на окрестные хижины. Огромный дом из лучшего дерева, с самым крепким тростником на крыше, с самыми большими окнами, затянутыми слюдой, с самым большим и теплым отхожим местом во дворе. Соседи в восхищении смотрели на него, не понимая, что он построил всего лишь большую хижину. Я был у него в гостях, сидел за его столом и думал лишь одно – только бы хозяин не решил посетить город! Ведь тогда он поймет, что стены строят из камня, крышу кроют черепицей, в окна вставляют стекла. Он оглянется на построенный дом – и поймет, что это лишь хижина. «Есть ли такие дома в городе?» – спросил он меня. В глазах его было беспокойство. И я ответил «нет». Но потом я узнал, что он все-таки поехал в город…