— Как вы, прекрасная леди? — спросил он, откинувшись в кресле и прикрыв глаза рукой. Аспирин не помог. Голова продолжала болеть. Он подумал, что, может быть, стоит попросить у Полли перкордан.
— У меня все хорошо. — Она аккуратно подбирала слова, как бы переходя от одного слова к другому, словно по камушкам через ручей. — Лучше скажи, как ты? У тебя голос усталый.
— Я, как всегда, замучен адвокатами. — Алан решил, что сегодня он к ней не заедет. Она, конечно же, скажет: «Да, Алан, приезжай» и будет рада его видеть, но это лишь еще больше ее утомит. — Хочу пораньше лечь спать. Ты не против, если сегодня я не заеду?
— Нет, дорогой. Так будет даже лучше.
— Что, так плохо?
— Бывало и хуже, — осторожно сказала она.
— Я не об этом спросил.
— Нет, вовсе не так уж плохо.
Голос тебя выдает, врешь ты все, подумал он про себя.
— Хорошо. Что там насчет ультразвуковой терапии? Что-нибудь выяснилось?
— Ага. Но я не могу себе позволить провести полтора месяца в клинике Майо. И не говори, что ты это можешь себе позволить, Алан, потому что я слишком устала, чтобы сейчас с тобой спорить.
— Мне казалось, ты имела в виду Бостонский госпиталь…
— Только на будущий год, — вздохнула Полли. — Они открывают там кабинет ультразвуковой терапии только в следующем году. Может быть.
Потом была долгая пауза, и Алан уже собрался попрощаться, но тут она снова заговорила. Теперь ее голос звучал чуть веселее.
— Утром я заходила в новый магазин. Нетти испекла торт, а я отнесла. Само собой, чисто из вредности — приносить торт на открытие вроде как не полагается. Это правило только что в бронзе не отлито.
— И как оно там? Что они продают?
— Всего понемножку. Если ты станешь меня пытать и угрожать пистолетом, я, пожалуй, скажу, что это магазин диковинок и безделушек, но это будет неверно. Нужно видеть самому.
— Ты видела хозяина?
— Мистер Лиланд Гонт из Экрона, штат Огайо, — сказала Полли, и Алан почувствовал, что она улыбается. — Помяни мое слово, он еще наведет шороху в Касл-Роке.
— А как он тебе показался?
Когда она снова заговорила, улыбка в ее голосе проступила еще явственнее.
— Алан, я тебе честно признаюсь… ты знаешь, я тебя люблю, и надеюсь, что ты меня тоже, и ты для меня самый лучший, но…
— Я тебя очень люблю, — вставил он. Голова потихонечку отходила. И вряд ли это маленькое чудо сотворил норрисовский аспирин.
— …но когда я его увидела, у меня сердце пустилось вскачь. И ты бы видел Розали и Нетти, когда они вернулись…
— Нетти?! — Алан снял ноги со стола и выпрямился в кресле. — Да она же боится собственной тени!
— Да. Но Розали все-таки уговорила ее пойти в магазин вместе — ты же знаешь, бедняжка никуда не выходит одна, — и потом я спросила у Нетти, что она думает про мистера Гонта. Алан, у нее загорелись глаза! Она как будто помолодела. «У него есть цветное стекло! — сказала она. — Чудесное цветное стекло. Он пригласил меня зайти завтра и кое-что присмотреть». Мне кажется, что это самая длинная фраза, которую она говорила мне за все эти четыре года. Потом я сказала: «Ну разве это не мило с его стороны». А она: «Да, очень мило. И знаешь что?» Я, естественно: «Что?» И Нетти сказала: