— Да, — выдавил Брайан. Его голос доносился откуда-то издалека, очень слабо. Он чувствовал, что растворяется, уменьшается… и приближается к точке, за которой исчезнет вся ясная память.

— Хорошо, — продолжал мягкий, ласкающий голос мистера Гонта. — До сих пор наша торговля шла замечательно. Насчет поступка… Брайан, ты знаешь женщину по имени Вильма Ержик?

— Вильму? Конечно, знаю! — произнес Брайан сквозь сгущающуюся темноту. — Она живет в нашем квартале.

— Да, — сказал мистер Гонт. — Слушай внимательно, Брайан.

Наверное, он продолжал говорить, но Брайан не помнил, что он говорил.

Дальше он помнил только, как мистер Гонт ласково выпроваживает его на улицу, и говорит, как ему было приятно с ним познакомиться, и просит рассказать маме и ее подругам, что с ним здесь обходились честно и вежливо.

— Конечно, — заверил его Брайан. Он был слегка ошарашен… и в то же время чувствовал себя просто отлично, как будто он только что проснулся от послеобеденного сна, выспавшийся и отдохнувший.

— И обязательно заходи еще, — добавил мистер Гонт, закрывая дверь. Брайан взглянул на табличку. Теперь там было написано:

Брайану казалось, что он провел в «Нужных вещах» целую вечность, но часы над входом в банк показывали только десять минут четвертого. Прошло всего-то минут двадцать. Он собрался сесть на велосипед, но потом навалился животом на руль и запустил руки в карманы.

Из одного он извлек шесть блестящих медных монеток по одному центу.

Из другого — карточку Сэнди Куфакса с автографом.

Очевидно, он все-таки договорился с мистером Гонтом, но даже за все сокровища мира он не мог бы вспомнить, о чем они договорились — он помнил только, что мистер Гонт упоминал имя Вильмы Ержик.

«Моему другу Брайану, с наилучшими пожеланиями, Сэнди Куфакс».

О чем бы они ни договорились, оно того стоило.

Такая карточка стоила практически всего.

Брайан аккуратно запрятал ее в портфель — чтобы не помялась, — забрался на велосипед и быстро погнал к дому. Всю дорогу он улыбался.

Когда в небольшом городке Новой Англии открывается новый магазин, местные жители — которые в большинстве случаев проявляют себя как дремучие провинциалы — демонстрируют такой продвинутый космополитизм, на какой вряд ли способны их столичные родственники. Открытие новой галереи В Нью-Йорке или Лос-Анджелесе может привлечь разве что кучку вероятных меценатов и просто зевак; при открытии нового клуба может даже собраться очередь, с непременными полицейскими кордонами и выжидающими за заслонами журналистами, вооруженными сумками с аппаратурой и теле- или фотокамерами. Там стоит возбужденный гул, как среди записных театралов перед выходом новой пьесы на Бродвее, которая в любом случае станет причиной для разговоров в узких кругах независимо от того, ждет ли ее ослепительный успех или сокрушительный провал.

Когда в небольшом городке Новой Англии открывается новый магазин, в день открытия редко увидишь толпу у входа, а очередей не бывает вообще никогда. Когда подняты шторы, отперты двери и магазинчик готов принять первых посетителей, потенциальные покупатели и просто любопытствующие зеваки заходят туда с поразительной неохотой… но, как ни странно, подобное первоначальное безразличие гарантированно служит признаком грядущего процветания нового магазина.