Положи на стол, убери руку.

А нет стола — так и не пытайся строить из себя делового.

Помимо гения, в комнате находились еще несколько мужчин и женщин; все элегантные, умно прищуренные. Одна из женщин шустро поместила рядом с конвертом официальную, в двух экземплярах, бумагу. Я подписал не читая. Сложил вчетверо, сунул в задний карман. Семен цинично мне подмигнул. За пятнадцать лет практики в русском бизнесе мы с ним составили, может быть, тысячу всевозможных договоров и контрактов. Мы ненавидели юридические бумажки лютой ненавистью. Мы полагали основным элементом любого контракта рукопожатие. Возможно, я подписал соглашение о продаже души дьяволу. Возможно, дьявол тоже был кинорежиссер.

Мы сели. Стулья под нашими костлявыми задами заскрипели. Питерский гений посмотрел с беспокойством.

— Эта книга… — произнес он, изящно протерев очки краем шарфа. — Вы что, писали ее вдвоем?

— Он писал, — ответил Семен, кивнув на меня.

— А он — помогал морально, — добавил я, кивнув на Семена. — Вам понравилась книга?

— Трудно сказать, — веско процедил гений. — Не мой материал.

— То есть вы не будете это снимать?

— Конечно, нет. Но права куплю. Может, перепродать получится.

— Хотите заработать?

— Да, — лаконично ответствовал Ржанский.

— Великолепно, — вступил Семен, пока я засовывал конверт в тот же карман, где полчаса назад покоилась бутыль. — Я вас понимаю.

Кино должно себя окупать. Нужен разворот в сторону зрителя. Тарковщина губит наш кинематограф.

— Тарковщина? — переспросил Ржанский.

Все присутствующие в комнате бросили свои дела и обратили взгляды на двоих визитеров — пьяных, оскалившихся дилетантскими улыбками.

— Именно, — сказал Семен ледяным тоном. — Безответственная погоня за эстетикой. Картинка ради картинки! Философия ради философии! Зритель желает внятных историй. Первый акт… Второй… Далее, сами понимаете, третий… Ясные мотивировки… Внятность и конкретность…

— Вы работаете в кино? — осведомился Ржанский.

— И в кино тоже.

— Мой друг окончил ВГИК, — пояснил я.

— Ага, — печально произнес Ржанский. — Я знал, что там теперь двигают зрительское кино. К этому все шло.

Все присутствующие осклабились. Гений щелкнул зажигалкой.

— Еще как двигают, — ответил Семен. — Пора учиться делать чистый энтертеймент. Зритель всегда прав. Он голосует кошельком.

— Погоди, — сказал я. — Тарковщина — это да. Это, так сказать, очевидно. Но кто же будет снимать фильм?

— Понятия не имею, — ответил Ржанский. — Кто купит права, тот и снимет. Для меня это слишком жестко и угрюмо. Без обид, ага?

— Ага, — сказал я. — Но где там жесть? Где угрюмство? Может, в пятой главе есть немного…

— Я не дочитал книгу, — перебил Ржанский. — Не успел. В самолете начал… Написано — вполне… Но в целом — повторяю, не мой материал… Тем более, у меня готов большой проект… Надеюсь запуститься в этом году…

— Кстати, — я спохватился. — У меня есть и другие идеи. Много интересного…

— Присылайте, — вяло разрешил гений.

Я понял, что пора сваливать.

— Познакомиться с вами — большая честь.

— Ага.

Семен засопел.

— Кстати, а угоститься сигареткой…

Ржанский протянул пачку.