Бальзак - Доре Сюрвиль, июнь 1821 года:

"...И расхвали меня получше: двадцать два года, хорошие манеры, добродушный нрав, живой взгляд, бурный темперамент - словом, самый лучший муж из всех, каких когда-либо создавало небо. Обещаю тебе пять процентов с приданого, да еще на булавки от меня получишь".

Он бы охотно удрал из Вильпаризи.

"Скажу тебе по секрету, что бедная наша матушка начинает вести себя, как бабуля, а то и хуже. Я надеялся, что возраст, в который она вступила, благотворно повлияет на ее организм и изменит к лучшему характер. Ничего подобного! О Лора, остерегайся! Нам обоим с тобой надо остерегаться, ибо мы - люди нервические: в молодости еще можно питать иллюзии на сей счет, но с годами все больше поддаешься этому недугу. Самое забавное то, что, как говорится asinus asinum fricat [осел об осла трется (лат.)]. Мама постоянно твердит: "Ох уж эта бедная мамочка, до чего она утомительна... Какая у нее докучная болезнь!" И все в том же роде. Но еще вчера я обратил внимание, что наша матушка сама жалуется на манер бабули, тревожится о канарейке вроде бабули, сердится то на Лорансу, то на Оноре, настроение у нее меняется в мгновение ока и она принимает в расчет только то, что согласуется с нынешним ее мнением. А мамина склонность все преувеличивать! Быть может, я так мрачно смотрю на вещи потому, что вижу, как меняется мама. Во всяком случае - и ради нее самой, и ради нас, - мне бы хотелось, чтобы этого не происходило. Тяжелее всего то, что в доме у нас постоянно друг на друга обижаются. Ведь нас тут трое или четверо, а живем мы точно в осажденном городе: каждый следит за соседом, как Монтекукулли за Тюренном... Второй такой семьи, как наша, во всем свете не сыскать, я думаю, мы единственные в своем роде..."

Однако заканчивалось письмо бодрой нотой:

"Прощай, сестра. Встань со своего кресла и проводи брата, ведь он тут, на пороге твоей гостиной.

- Какие у тебя славные лампы, сестрица!

- Они тебе и в самом деле нравятся?

- А до чего изящны стенные часы!

- Так мы ждем тебя к обеду. Смотри только не заблудись у нас в Байе.

- Не беда! Чтобы разыскать меня, будете бить в барабаны.

- Помни же, в пять часов.

- Хорошо.

- Я вижу, ты решил пройтись? - говорит попавшийся мне навстречу Сюрвиль.

- Угадал.

- Отлично! Подожди меня, я составлю тебе компанию.

Goddam! [Черт побери! (англ.)] Это только сон... Прощай же, нежно обнимаю тебя и остаюсь твоим неизменно любящим, никчемным братом".

В этих удивительно живых письмах, в глубоких и метких замечаниях о характере госпожи Бальзак, в постоянной готовности перейти на диалог проницательный наблюдатель мог бы предугадать будущего романиста, расправляющего крылья.

Лорансе не терпелось выйти замуж. В семье к ней были несправедливы. Ранняя зрелость, остроумие, здравый смысл Лоры - все это затмевало младшую сестру. Между тем и ей были свойственны, пишет Мадлен Фаржо, "такие блестки остроумия и такая верность суждений, что, будь она единственной дочерью, мать могла бы ею гордиться". Письма девушки были "полны прелести, свежести и непосредственности". Она отваживалась дерзко нападать на доктора Наккара, чья особа была священна в глазах семьи.