Это очень больно цепляет. Но я вспоминаю, что вообще-то выбрала за внешность меня Булочка, а не Касьянов.

Марина разворачивается.

А я не успеваю даже дернуться в сторону!

Клуша ты, а не кролик, Синичкина! Всё испортила!

Не дыша, ложусь спиной на вешалку с одеждой. А там её розовая шубка. И, видимо, сливаюсь с ней, потому что Марина пройдясь в моём направлении расфокусированным взглядом, снова отворачивается.

Мне кажется, у меня передоз адреналина. Потому что трясёт меня не по-детски, и в глазах звезды.

Засовываю руку в карман её шубки — деньги, ключи…

Инспектирую другой карман. Тоже ничего. Забираюсь во внутренний. Корочки врезаются в пальцы. Схватив покрепче, вытягиваю. Паспорт!

Расчехлив его, прячу, возвращая на место обложку.

На столике убрано. Ни бокалов, ни бутылки.

— Мама, ну прекрати. А бумаги эти я не подпишу! Пусть Дана осмотрит один специалист сначала. Мне его посоветовали знающие люди. А эти коновалы его ещё в овощ превратят. Приедет послезавтра. Говорила ему… Сам виноват… Ма-а-ам! Ну тяжёлое стабильное — это не умирает. Его уже отключало так, когда он вернулся. Вот увидишь, завтра придёт в себя. Этот гад живее всех живых!

Наконец-то, как и предсказывал Гера, она накидывает теплый халат и выходит на балкон. На цыпочках крадусь в комнату. Боюсь, что повернется и заметит меня. В панике прижимаю балконную дверь плотнее и медленно поворачиваю ручку вниз, запирая ее там. Ну и не только потому что, боюсь. Потому что — сама она гадина…

Тихонечко зашториваю окно.

И, уже не особенно таясь, обшариваю всю комнату в поисках нужной бутылки.

Отыскиваю её в мусорном ведре. Завернутую в черный пакет. Пустую. Несколько капель внутри. Прихватив прямо с пакетом, выбегаю из номера.

— Гера! — тарабаню в приоткрытую дверь. — Я на улице!

Мне хочется, как можно скорее смыться с места преступления. И проскочив мимо ресепшена, я останавливаюсь только на улице, возле большой темной машины Бандита. Разглядываю себя в тонированное стекло и сравниваю с фоткой на паспорте. Взбиваю волосы, перекидывая их на другую сторону. Примеряю несколько выражений лица, которые наблюдала у Марины. Ну… Так себе сходство. Однако вишневая помада и подрисованные брови… Открываю сумочку и, наклонившись, крашусь, глядя в боковое зеркало.

— Ты заперла ее на балконе, Ася! — подходит сзади Гера.

— Дверь заклинило… — вру я, вырисовывая бровь.

— Ну да, конечно, — закатывает он глаза. — Главное теперь, чтобы не догадалась…

— «Я же сказала, не беспокоить!», — в ее манере выдаю я, с претензией глядя ему в глаза.

Гера смеется, изображая фейспалм.

— Ты при Касьянове так не разговаривай, побереги мужика!

— «Я тебя умоляю!», — надменно веду плечами, взмахивая кистью.

— Ааа… Супер! Поехали, пока тебя не отпустило. «Эллочка-людоедка…»

Богдан

Муть… Тошнит. Во рту сухо и липко. Гул какой-то.

Сначала мне кажется, что меня только что ранило. И это грохочет техника рядом. Но гул и грохот превращается в голоса, замедленные и растянутые фразы.

Равнодушно слушаю звуки вокруг. Хочется отключиться скорее.

— Что значит, Вы не пустите, это мой сын! Да что эта ваша фамилия?! Нет у него родной! Я вместо неё!