2. Если же кому-то представляется, что священные сложения[54] надо воспринимать как изображения простого, самого по себе[55] непознаваемого и нами невидимого, но написанные в Речениях образы святых умов кажутся нелепыми и весь этот театр ангельских имен, скажем так, грубым[56], то говорит он, что, приступая к творчеству телесных изображений совершенно бестелесного, богословам надо, чтобы его представить, создавать близкие и по возможности родственные образы, заимствуя их у существ наиболее нами почитаемых, в какой-то мере невещественных[57] и пребывающих выше нас, не сообщая небесным богообразным простотам[58]ничего предельно земного и многообразного (ибо первое способствует нашему возведению и не низводит надмирные явления до представляющегося нелепым несходства, а второе и божественные силы беззаконно оскорбляет, и наш ум вводит при этом в заблуждение[59] и, пожалуй, в несвященные сочетания, так что скоро он может начать воображать, что сверхнебесная сфера полна некими львиными[60] и лошадиными стадами[61], песнопениями в виде мычания, птичьими стаями[62] и другими живыми существами[63] и вещами менее почтенными, сколько их описывают по всему неподобные, склоняющие к нелепому, ложному и страстному[64] уподобления будто бы выявляющих Речений), но поиски, как я полагаю, истины[65] открывают священнейшую премудрость Речений, вполне предусмотревшую при изображении каждого из небесных умов, чтобы и божественному[66], можно сказать, не было нанесено оскорбление, и чтобы мы, приземленные, не оказались пораженными страстью к низменности образов. Причиной же того, что с достаточным основанием выставляются[67] изображения неизобразимого и виды безвидного[68], можно называть не только присущую нам неспособность непосредственно[69] достигать умственных созерцаний и нужду в возведении к ним с помощью свойственного и сродного нам, каковое предлагает доступные нам формы[70] для созерцания бесформенного и нас превосходящего, но и то, что мистическим Речениям более приличествует скрывать с помощью умолчаний и священных загадок и держать недоступным для многих священную, тайную и сверхмирную истину небесных умов. Ибо не всякий священ, и «не у всех, — как говорят Речения, — разум» (ср. 1 Кор. 8:7).

Если же кто-нибудь сочтет, что иконография нелепа, и скажет, что стыдно столь оскорбительные изображения предлагать богообразным и святейшим небесным чинам, тому достаточно сказать, что образ изъяснения священного двояк[71].

3. Один, как то естественно, заключается в создании образов, подобных священным прототипам, а другой — в формотворчестве образов неподобных[72] до полного несходства и инаковости. Конечно же, таинственные предания выявляющих Речений воспевают чтимое Блаженство сверхсущественного Богоначалия иногда как Слово