Официантка принесла мой обед быстро, прошло всего минут пять. Я поглядел на еду в тарелках, и в животе у меня заурчало: оказывается, я голоден, и еще как. С чувством поблагодарив женщину, получил в ответ брюзгливое «На здоровье!» и взялся за вилку.

Винегрет был вкусный и нарезан мелко, как мне нравится. Когда овощи в салате будто топором порублены, у меня пропадает аппетит. Один раз Неля взялась угощать меня, так я кое-как осилил пару ложек. То, что немилосердно пересолено, я еще стерпел бы, но огромные куски вареной картошки и морковки в оливье меня добили. В голове всплыла фраза, неизвестно кем и когда сказанная: «Не могу есть небрежно приготовленную пищу».

Тарелки, в которых нам принесли винегрет, тоже нареканий не вызывали: нарядные, кремового цвета, с цветочным узором по краю. Я привык есть из хорошей, красивой посуды: у матери пунктик на этот счет. Она подбирает посуду тщательно, может часами бродить по магазинам, где ее продают. Никаких тарелок, блюдечек и чашек вразнобой – только из одного сервиза. Стоит появиться малейшей трещинке или сколу, как посуда отправляется в мусорное ведро.

– На каникулы едете? – спросил Петр Афанасьевич. – Вы ведь студент, я прав?

– Был студентом. А теперь – свободное плавание.

– Бросили?

Я кивнул.

– Еду к отцу, в Улемово. Это возле Улан-Удэ. Он там живет после развода с матерью.

Он спрашивал, я отвечал. В тот момент все казалось нормальным, вполне обыденным, но я знал: это не так.

– Послушайте, Петр Афанасьевич, вы ничего необычного не замечали?

– В каком смысле? – Он доел винегрет и отставил тарелку в сторону.

– Поезд не делает остановок. Уже много часов. Потом еще люди… Они деваются куда-то, а на их месте оказываются другие. И проводник. Он ходит ночами по вагону и заглядывает в купе, да и вообще ведет себя… Странно как-то.

Петр Афанасьевич безмятежно улыбался, глядя на меня. Глаза у него были ясные, как небо, и ни одна тучка не набегала на эту синь.

– Что вас удивляет, Федор? Это Сибирь, здесь не так много населенных пунктов, как в средней полосе, например. Поэтому подолгу едем без остановок. Проводник следит за порядком – работа у него такая. А что люди меняются, так ведь это поезд. Кто-то садится, кому-то пора выходить. Выходит, остановки все же есть, верно?

Он говорил правильные и разумные вещи, но это был обман. Я только не понимал: он специально обманывает меня или же обманывается сам.

Петр Афанасьевич принялся за борщ. Для него тема была закрыта. Настаивать значило бы выставить себя дураком: он ведь уже сказал – по его мнению, все в пределах нормы.

– Вот вы сказали, что бросили вуз. Какой же?

– Энергоуниверситет, – рассеянно ответил я, продолжая думать о своем.

Говорить на эту тему я не люблю. Надоело. Обычно вслед за вопросом про вуз следует: и чем же не устроила прекрасная денежная профессия энергетика? Как будто не читали в детстве: «все работы хороши, выбирай на вкус», и не понимают, что на мой вкус эта хорошая работа не годится.

Но Петр Афанасьевич удивил, спросив о другом:

– Что же вы теперь станете делать? Я так понимаю, выбрали не ту дорогу и теперь ищете новую?