Из пятидесяти членов общины по крайней мере четверо были ее детьми. Больше десяти самцов могли быть отцами ее детей. О том, что у Косой есть дети, она помнила, а вот об их отцах — нет.

Один молодой самец, в котором Косая узнавала своего сына, мог быть отцом другого ее сына или дочери, но эта мысль не обеспокоила бы Косую, даже если бы она смогла ее постигнуть.

То, чем она занималась с самцами, когда плоть около ее костлявых ягодиц разбухала и краснела, никак не связывалось с деторождением. Это было похоже на зуд от насекомых, и избавиться от него можно было почесыванием.

Косая никак не могла бы определить удовольствие, разве что просто как отсутствие боли. Но даже в таких терминах она мало в своей жизни знала удовольствий.

Когда в облаках взревел и блеснул огнем корабль хичи, Косая и все ее стадо бросились прятаться. Никто из них не видел, как корабль опустился на землю.

Когда трал поднимает морскую звезду со дна моря, когда лопата переносит звезду из ведра с илом в бак, когда биолог прокалывает ее и рассекает нервную систему — разве понимает морская звезда, что с ней происходит?

Косая обладала не большим самосознанием, чем морская звезда. Но опыта у нее было немного побольше. Все происходящее с того момента, когда от яркого света она закрыла глаза, потеряло для нее смысл. Она не чувствовала, как ее усыпил анестезирующий укол. Не знала, что ее переносят на корабль и бросают в загон с двенадцатью соплеменниками. Не ощущала сокрушительного ускорения при взлете, не чувствовала длительной невесомости, когда они находились в пути. Косая вообще ничего не почувствовала, пока ей не позволили проснуться, и ничего не поняла, когда проснулась.

Вокруг все оказалось незнакомым.

Вода, которую пила Косая, не была больше мутной водой реки. Она словно ниоткуда появлялась в твердом блестящем желобе. И под ее прозрачной поверхностью никто не прятался, оттуда никто не мог на нее наброситься.

Похожее произошло и с пищей. Здесь не паслись и не бегали живые существа, которых можно было поймать и сожрать. Зато откуда-то появлялись плоские, жесткие, безвкусные куски чего-то съедобного. Их нужно было тщательно прожевывать. Они заполняли живот и всегда были доступны. Сколько бы Косая и ее соплеменники ни съедали этих кусков, сразу появлялись новые.

Место обитания, звуки и запахи — все это приводило Косую и ее сородичей в ужас. Здесь господствовал запах, какого она не знала раньше, резкий и пугающий. Дух чего-то живого, но она никогда это живое не видела. Да и отсутствие привычных запахов было не лучше. Куда-то пропали запахи оленя и антилопы, крысы и цапли. Косая не чувствовала и присутствия диких кошек, хотя это было очень хорошо. Не пахло даже собственным пометом, вернее, почти не пахло, потому что место, где они спали, всегда чисто убиралось, едва его покидали.

Здесь появился на свет ее ребенок, и во время родов все племя ворчало, что она мешает им спать. Но когда она проснулась, чтобы поднести ребенка к груди и тем самым облегчить боль и напряжение, ребенка не было. Косая никогда больше его не видела.