— Меня Цай пользует, — пояснила Лутеция, заметив пристальный взгляд Агнешки. — Иглами своими. По десять раз на дню я к нему на экзекуции хожу.

— Помогает?

— Как видишь, — повела плечами ветреница. — Черепаха говорит, если все пять жизненных потоков по правильным руслам пустить, то здоровья мне на любой обряд хватит. Оказывается, по хинским учениям, стихий вовсе не четыре, как у нас принято…

— А он успеет твой пояс до праздника снять? — перебила подругу Агнешка.

Ветреница всплеснула руками.

— И лишить ректора минуты триумфа? Ты чего? Пеньяте нам в жизни такого кульбита не простит. Пусть уж потешится старикан, покуражится.

— Кажется, ты времени зря не теряла, — одобрила Агнешка. — Выяснила, как тебе Источник разбудить предстоит?

— Более или менее. Как время придет, со всем разберусь. Меня пока только одна мелочь гложет: не знаю, что я от Вани для своего покровителя передавала. В сверток-то я заглянуть не догадалась.

— А спросить у кабальеро тебе скромность не позволяет?

Иван мялся в сторонке, переступая с ноги на ногу.

— Я спрашивала, — грустно ответила Лутеция. — Только вот ответа не получила. Вопрошаемый сразу юлить начинает да отнекиваться. Зная своего покровителя, думаю, зарок там какой или заклятие наложено.

Агнешка тряхнула золотистыми локонами.

— Тогда я попробую спросить. Иван, что было в свертке, который вы передали донье Лутеции? Отвечайте! Смотрите мне в глаза! Не отвлекайтесь!

— Деревяшка, — пробормотал парень. — Поленце.

Лутеция встрепенулась, но Агнешка остановила ее решительным жестом.

— Что за полено? Для чего?

— Для чего, не ведаю, — грустно ответил кабальеро. — Дерево, кажись, туя или каркас пустынный. Мне его доксы пожаловали, на случай, если с дядюшкой поломка какая случится, чтоб можно было его подлатать.

— А другое дерево для големов не подходит? — не выдержала Лутоня. — Олива там или сосна?

Иван повел в сторону подруги мутным взглядом, но отвечал Агнешке:

— Его еще «живое дерево» называют, живое из живого. Я это поленце берег как зеницу ока.

— А продал тогда зачем?

— Деньги нужны были, — повинился Ванечка. — Да к тому же мне пригрозили, что дядюшку распилят, ежели я и дальше жадничать буду.

— И кому же… — продолжала вопрошать Агнешка, но Лутоня перебила ее:

— Дело ясное, что дело темное. Спасибо, подруга!

— Мыслями своими не поделишься?

— Отчего же не поделиться? Только, кажется, тебе лучше будет нашу премудрую Черепаху о том расспросить. Цай рассказчик знатный.

— Ну, раз так, — обиженно протянула Агнешка, — пожалуй, я пойду.

— И нам пора, — кивнула ветреница. — Ты и правда очень умна, донья Брошкешевич. Позволь выразить тебе свое восхищение. Принимай!

Лутеция изобразила кокетливый воздушный поцелуй и дернула за рукав Ивана.

— Давай, царевич, пошевеливайся, у нас тобой еще дел невпроворот. Кстати, ты на швабском бегло говоришь?

— Бегло-то бегло, — обстоятельно отвечал кабальеро. — Только тарабарщина все больше получается.

— Значит, будешь помалкивать.

Агнешка не стала прислушиваться. Предстоящая беседа с хинским магом интересовала ее гораздо больше. Пять стихий, оказывается. Пять, а не четыре. А это значит… Либо очень многое, либо совсем ничего.