Через час я провожал взглядом уходящие грузовики. Уехало сто семьдесят шесть человек. Мужчины, женщины. И что самое тяжелое, дети. Их было шестеро. Мне было очень трудно сдержать себя, тем более что именно их-то отъезжавшие упорно выставляли напоказ. Надо думать, старшие до конца мне не поверили и пытались разжалобить. С их точки зрения, это была еще одна попытка потребовать у них какую-то взятку или что-то подобное. Когда же ничего похожего с моей стороны не последовало, они взволновались не на шутку. Видать, поняли, что здесь никто церемониться не собирается. Но никаких дальнейших переговоров не последовало — руководители отъезжавших боялись потерять лицо. Знакомо, с такими случаями я раньше сталкивался. По моему приказу в машины погрузили еще сотню рационов и два охотничьих ружья. После этого из кузовов спрыгнуло на землю десятка полтора молодых парней и несколько девушек — эти уезжать отказались.

— Что же это они так? — интересуется Лапин, наблюдая за отъездом. — Жили-жили… и вдруг — нате вам?

— Они здесь давно обосновались?

— Да как сказать… скорее — заезжают. Постоянно здесь только их верхушка квартировала, оттого и детьми обзавелись. А все прочие вахтовым методом трудились. Два месяца одни, два месяца — другие. Они же тут не только на рынке промышляли. Лес перекупали, еще что-то… Мэр их привечал…

— И где же он теперь?

— А хрен его знает… уехал куда-то, на охоту вроде бы. Да так и не вернулся.

— Дело в том, что возможность их дальнейшей «работы» в привычном ключе я сразу пресек. И устройство национального анклава среди нас — тоже. А для их верхушки это смерти подобно — они власть теряют моментально. Вот и решились на отъезд, авось хоть там что-то подобное сотворить смогут.

— А смогут?

— Да черт их знает! Нет, сами таджики — народ трудолюбивый и работать может. Не должны пропасть — мы же их не голыми и босыми в лес выгнали? Все потребное для обустройства им выделили, даже несколько армейских палаток — на первое время — в машины погрузили. А вот уж как их верхушка завернет…

— Эти, пожалуй что, и завернут. Они, кстати говоря, не только таджики. Уйгуры есть, еще кто-то… черт их разберет… Насмотрелся я на этого деда… — сплевывает на землю полковник. — Ему в руки «маузер» — так чистый курбаши бы и вышел! Он их жестко держал — шибко не забалуешь! И подручные ему под стать, такие же головорезы. Но внешне — все чинно выглядит. Не скандалят, никаких вопросов не задают. Но и с другими не общаются. Вообще. Даже воду и ту из отдельного крана брали! Человек у них заболел, наш врач — к деду, мол, надо посмотреть. Тот как отрезал: аллах, мол, лучше знает, кому и что положено. Так и не пустили врача.

— А больной?

— А что больной? Помер, естественно. Они его сами и похоронили — он, судя по некоторым признакам, нехилую дозу радиации схватил. Залез, надо полагать, куда не следовало, вот и огреб.

— Да… вовремя мы эту компанию отсюда наладили. Только такого геморроя нам и не хватало…

Но неприятные сюрпризы этим не заканчивались.

— Здравствуйте! — Мужчина представительной наружности, с сомнением оглядев стул, осторожно на него уселся.