— Мы оба точны, — пробормотала она, издалека узнав направляющегося к ней человека.

К молодой женщине приближался жалкий старик, согнувшийся под тяжестью объемистого аккордеона. Ему могло быть лет шестьдесят, но из-за длинной белой бороды, которую, видно, никогда не подстригали и не заботились о ней, бороды, закрывавшей половину его лица, из-за седых усов и длинных, как у художника, волос, которые скрывали лоб, он казался гораздо старше.

Нищий? О, нет! Этот человек, несомненно, с негодованием отверг бы такое предположение, не допуская и мысли, что он мог бы жить на подаяние! Разве его аккордеон не доказывает, что у него есть постоянные средства к существованию? Он считал себя музыкантом. Весь этот квартал Парижа знал его, бедного старика, бродячего музыканта, переходящего из одного двора в другой, чтобы устало играть модные романсы, безразлично с какими мелодиями и ритмами, красивыми или безобразными.

Никто не знал его настоящего имени, его называли Вагалам — меланхолик, потому что его музыка своими жалобными нотами действительно навевала грусть на тех, кому доводилось ее послушать.

Вагалам — истинно парижский тип, один из тех странных и вместе с тем классических персонажей, с которыми часто сталкиваешься на тротуарах, людей, которые всем известны, но никто, тем не менее, не знает точно, кто они такие, как живут, куда идут и откуда приходят…

Вагалам тоже заметил Бобинетту. Он приближался к молодой женщине так быстро, как только позволяли ему ноги, и, подойдя, спросил негромко:

— Ну, что? — Вопрос звучал отнюдь не просьбой.

Бобинетта кивком головы успокоила его.

— Сделано! — Протягивая бумаги, которые рассматривала за минуту до этого, Бобинетта прибавила:

— Вот! Мне удалось взять в последний момент, и я думаю, что он ничего не подозревает…

При последних словах Бобинетты Вагалам ухмыльнулся.

— Ты так думаешь? Да, теперь он безусловно ничего не подозревает!

— Что вы хотите сказать?

— Капитан Брок умер!

— Умер?!

Хотя Бобинетта вовсе не любила капитана, при этом потрясающем известии она страшно побледнела, вскочила и в ужасе заломила руки.

— Да, умер! — холодно сказал Вагалам. — И доставь мне удовольствие, сядь. Проклятье, играй же свою роль! В эту минуту ты — молодая дама, разговаривающая с нищим. Не забывай об этом!

Бобинетта машинально села. Дрожащим голосом она переспросила:

— Умер? Как это случилось?

— Случилось, что ты просто дура. Брок прекрасно видел, что ты украла документ.

— Он?

— Да, он это видел… К счастью, я сам занимался этим делом. Так вот, этот проклятый капитан бросился в такси и последовал за тобой. Его такси должно было тебя догнать… Брок уже тебя окликал, и без меня ты бы в лучшем виде влипла…

— Боже мой, боже мой… Но что же вы сделали?

— Сейчас скажу… Клак! Пуля в сердце, и он остался на месте… без звука.

Бобинетта была потрясена. Несколько минут она молчала, потом встревоженно спросила:

— Но где же вы были?

— Это не твое дело!

— Что же я должна говорить, если меня будут допрашивать?

— Как что говорить? Правду.

— Я должна признаться, что знала его?

Вагалам нетерпеливо топнул ногой.