– Да что ты говоришь! – воскликнул весело Жуков. – Стало быть, мы с тобой тоже старые друзья, коли не врешь!

– Святой истинный крест! – с жаром сказал Петя и перекрестился. – Даже Гаврик может подтвердить… Гаврик, подтверди дяде Жукову, что это я носил патроны на Александровский проспект!

– Верно, – сказал Гаврик.

– А год назад я вас в Неаполе видел. Вы еще были тогда с Максимом Горьким. Скажете – нет?

Жуков посмотрел на Петю.

– Верно! – воскликнул он. – Теперь припоминаю. На тебе была флотская фланелька, верно?

– Верно, дядя Жуков, – сказал Петя и гордо посмотрел на Гаврика. Видал?

– Только вы вот что, братцы, – строго сказал Жуков. – Забудьте, что меня кличут дядей Жуковым. Был Жуков, да весь вышел. Теперь я Васильев. Запомните. Повторите.

– Васильев, – в один голос сказали Петя и Гаврик.

– Так и держать!.. Ну, а тебя как звать? – обратился он к Пете.

– Петя.

– Сын того самого учителя, – пояснил Гаврик.

– Чую, – сказал Жуков, подумал и решительно прибавил: – Ну так что ж, не стоит терять время. Пойдем, что ли… Как там народ, собрался?

– Давно уже, – ответил Гаврик.

– Дорога чистая? А то я в Кракове дал честное слово, что буду себя соблюдать осторожно, как гимназистка.

– Нет, кругом все аккуратно, – сказал Гаврик.

Родион Жуков взял из шаланды круглую корзинку, полную скумбрии, и поставил себе на голову, как заправский рыбак, идущий со своим уловом по дачам.

– Богато нарыбачили! – сказал Гаврик с уважением.

– За один раз всю корзину на серебряный самодур! – засмеялся Жуков, подмигивая Акиму Перепелицкому.

Аким Перепелицкий, молодой, красивый, с чубом на глаза, с ленивой грацией взвалил на плечо весла, и они стали подниматься по обрыву.

Гаврик ушел шагов на пятьдесят вперед, Петя на столько же отстал, и было условлено, что, в случае если они заметят что-нибудь подозрительное, свистнут в четыре пальца. Петя шел сзади, на всякий случай приготовив пальцы, и почему-то больше всего боялся, что если придется свистеть, то вдруг у него ничего не выйдет. Но вокруг все было спокойно, и, пройдя в стороне от дороги, они благополучно добрались до хуторка, где у виноградника Родиона Жукова встретил Терентий. Петя видел, как они обнялись, долго хлопали друг друга по спине, смеялись, а затем пошли к шалашам, где уже в темноте под деревьями трещал костер, рассыпая золотые искры.

Когда немного погодя Петя подошел к шалашам, то Родион Жуков, окруженный народом, уже сидел перед костром и, раскуривая маленькую носогрейку с жестяной крышечкой, говорил:

– Таким образом, товарищи, посмотрим, какие же события произошли за последние полгода после Пражской конференции? Во-первых, восстановилась партия. И это самое главное. Вам не надо объяснять, как она восстанавливалась, какие невероятные трудности пришлось нам всем преодолеть. Бешеные преследования царской полиции. Провалы. Провокации. Постоянные перерывы в работе местных центров и нашего общего центра – Центрального Комитета. Но все это теперь, слава богу, уже позади. Наша партия смело, уверенно идет вперед, развивая свою работу и влияние в массах. Но развитие партийной работы теперь уже идет не по-старому, а по-новому. Что у нас осталось после разгрома революции Пятого года? Одна нелегальщина. Теперь же к нашим нелегальным ячейкам, к ячейкам тайным, узким, еще более спрятанным, чем прежде, присоединяется более широкая, легальная марксистская пропаганда. Именно в этом сочетании легального с нелегальным и заключается своеобразие подготовки революции в новых условиях. Мы идем, товарищи, к новой революции под лозунгами демократической республики, восьмичасового рабочего дня и полной конфискации всей помещичьей земли. Вы знаете, что эти лозунги обошли всю Россию. Их приняли все передовые, сознательные пролетарии. Одним словом, отступление кончено. Либерально-столыпинская контрреволюция доживает последние годочки. Растут стачки – растет восстание. Это революционный подъем масс, это начало наступления рабочих масс против царской монархии…