Юрий посмотрел на «воевод» – те растерянно переглядывались. И понять их можно – непривычны московские полководцы к наступлению, предпочитая действовать от обороны, и предпринимая лишь контратаки и вылазки, бились скопом.

А тут наступать прикажите?! Но как?!

Немой вопрос застыл в глазах почти у всех – многие бояре в растерянности стали переминаться с ноги на ногу. Юрий тем же решительным голосом продолжил говорить:

– В сражение пойдут все три бригады «новорусских» стрельцов первым эшелоном, каждая будет действовать супротив одной из османских колонн. Вначале опрокинем татар и ногайцев, идти быстро на конницу, вести по ней стрельбу из винтовок и штуцеров. Полковым единорогам в промежутках стоять меж батальонных каре – стрелять исключительно шрапнелью. Если всадники пойдут в атаку – орудиям переходить на картечь…

– Это безумие…

– Молчать! Кто посмел перебить царя?!

Юрий не сдержал прорвавшегося из души гнева. Один из бояр, осмелившийся на выкрик, попятился от его взгляда с побледневшим лицом – видимо только сейчас до него дошла вся дерзость подобного поступка, за которое положена плаха.

Неимоверным усилием Галицкий унял злость и продолжил пусть суровым, но спокойным тоном:

– За неподчинение приказу, или обсуждение оного, прикажу отрубить голову, раз ей думать не умеют! Надеюсь, теперь всем понятно, чем чреваты подобные выходки?!

В шатре воцарилась мертвящая тишина – обсуждать царское повеление желающих не нашлось даже среди родовитых московских бояр. И объяснение тут напрашивалось само собой – цари ведь родичи близкие, и один другому охотно разрешит несколько дурных голов топором снести для острастки, чтобы другие неразумные полезный урок усвоили. Тем более, у царя Новой Руси имелась определенная репутация, и все присутствующие в шатре хорошо знали, что крови он не боится.

– Иван Дмитриевич, твои запорожцы пойдут вторым эшелоном. При каждом случае выскакивать за линию карей и рубить бегущих турок и татар. При не расстроенном неприятеле немедленно уходить за стрельцов – в ход тогда пустим орудия.

– Все исполним, надежа-государь, дело знакомое. Так уже не раз воевали рядом с твоими стрельцами – полковники и сотники разумеют, что к чему в битве такой. Казаки давно готовы!

Кошевой атаман поклонился Юрию, блеклые прежде глаза Сирко горели неистовым пламенем – старик дождался этого часа. И словно старый боевой конь, заслышав звук трубы, рвался в сражении.

– Генералы Бологов и Гордон!

– Я здесь, государь!

– Приказывайте, ваше царское и королевское величество!

Из пышно одетой толпы выступили два генерала в скромных зеленых мундирах, как у «новорусских» стрельцов. На стольника и шотландца Юрий особенно рассчитывал – двенадцать тысяч хорошо обученных солдат полков «иноземного строя» уже не раз действовали в боях против турок и татар совместно с его стрельцами, вооружены и снаряжены были подобно его войску. Их бригады были единственными среди всей русской армии, которые можно использовать в грядущем сражении.

– Идете со своими полками третьим эшелоном, обеспечивая фланги. Ты, стольник, будешь приглядывать за левым, а ты, Петр Иванович, за правым – там наскоки ногайцев пойдут беспрерывно. В случае необходимости, подкрепите чуть-что ту из стрелецких бригад, построение которой прорвет противник. И надежно прикрывайте нам тыл – на татар отвлекаться нельзя, вот ими и занимайтесь.