– Я думаю, что лучше бы тебе, Трент, не возвращаться домой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Оглянись.

Трент быстро оглянулся. В двери соседней комнаты стояли Клер и инспектор Веролл…

Трент отреагировал молниеносно. Прозвучал выстрел –

и попал в цель. Он упал поперек стола. Инспектор подскочил к нему, а Дермот, словно во сне, смотрел на Клер.

Целый рой мыслей, без видимой связи между собой, промелькнул у него в голове: дядя, ссора с ним, страшное недоразумение – английский закон о разводе никогда бы не освободил Клер от сумасшедшего мужа, – «всем нам, известное дело, жаль ее», договоренность между нею и сэром

Эйлингтоном, которую хитрый Трент разгадал, ее слова:

«Ужасно! Ужасно! Ужасно!» Да, но теперь…

Инспектор выпрямился.

– Мертв, – сказал он с досадой.

– Конечно, – услышал свой голос Дермот. – Он всегда метко стрелял…

Олдос Хаксли

УЛЫБКА ДЖОКОНДЫ

I

– Мисс Спенс сейчас пожалует, сэр.

– Благодарю вас, – сказал мистер Хаттон, не оборачиваясь. Горничная мисс Спенс была до такой степени уродлива – уродлива предумышленно, как ему всегда казалось, злонамеренно, преступно уродлива, – что он по возможности старался не смотреть на нее. Дверь закрылась. Оставшись один, мистер Хаттон встал и заходил по гостиной, поглядывая на знакомые вещи, которые встречало здесь его созерцательное око.

Фотографии греческой скульптуры, фотографии римского Форума, цветные репродукции картин итальянских мастеров-все такое бесспорное, такое известное. Бедняжка

Дженнет! Какая узость кругозора, какой интеллектуальный снобизм! О ее подлинном вкусе можно судить вот по этой акварели уличного художника, за которую она заплатила два с половиной шиллинга (а за рамку тридцать пять).

Сколько раз ему приходилось выслушивать от Дженнет эту историю, сколько раз она восхищалась при нем этой ловкой подделкой под олеографию. «Подлинный художник и где – на панели!» – и слово «художник» звучало в ее устах с большой буквы. Понимайте так, что ореол его славы осенил отчасти и Дженнет Спенс, не пожалевшую дать ему полкроны за копию с олеографии. Она как бы воздавала должное собственному вкусу и художественному чутью.

Подлинный старый мастер за полкроны. Бедняжка Дженнет! Мистер Хаттон остановился перед небольшим продолговатым зеркалом. Нагнувшись слегка, чтобы разглядеть в нем свое лицо, он провел белым холеным пальцем по усам. Усы у него были такие же пышные и золотистые, как и. двадцать лет назад. Волосы тоже не поседели, и пока что никакого намека на плешь – только лоб стал несколько выше. «Как у Шекспира», – улыбнувшись, подумал мистер

Хаттон, разглядывая блестящую и гладкую крутизну своего чела.

«С другими спорят, ты ж неуязвим… Из бездн к вершинам… Величие твое… Шекспир! О, если бы ты жил среди нас! Впрочем, это, кажется, уже о Мильтоне – прекрасная дама Христова Колледжа. Да, но в нем-то, в нем самом ничего дамского нет. Таких, как он, женщины называют настоящими мужчинами. Поэтому он и пользуется успехом – женщинам нравятся его пышные золотистые усы и то, что от него приятно пахнет табаком. – Мистер Хаттон снова улыбнулся – он был не прочь подшутить над самим собой. – Прекрасная дама Христова? Э-э, нет!