Действительно, по адресу на письме Бернар узнал почерк молодого человека по имени Луи Шолле, сына торговца лесом в Париже, уже два года живущего у мсье Рэзэна, первого торговца лесом в Вилльер-Котре, который одновременно был еще и мэром города.

Он изучал там фактическую сторону своего состояния, то есть он был управляющим по продаже леса у мсье Рэзэна — так же, как на берегах Рейна в Германии сыновья самых крупных промышленников занимали первые должности у коллег его отца.

Шолле-старший был очень богат и дал своему сыну на мелкие расходы пенсион в 500 франков в месяц. Это сумма в 500 франков позволяла ему иметь тюльбири note 25, верховую лошадь и лошадь для прогулки. Кроме того, если ты парижанин и еще притом, что всегда можно заставить отца развязать кошелек и оплатить расходы на портного, весьма легко прослыть провинциальным богом.

Что и произошло с Луи Шолле.

Молодой, богатый и красивый, привыкший к парижской жизни, где женская любовь ему доставалась легко, переживший множество романов и, как и всякий молодой человек, имеющий до того дело только со служанками, он думал, что никто не сможет перед ним устоять. И даже если в Вилльер-Котре будет пятьдесят дочерей Даная, то рано или поздно он завоюет их сердца и совершит тринадцатый подвиг Геракла, который, как известно, принес в свое время сыну Юпитера особенно громкую славу.

Итак, приехав, он в первое же воскресенье отправился на танцы, думая, что благодаря своему фраку, сшитому по последней моде, брюкам неяркой расцветки, модной вышитой рубашке и цепочке от часов со множеством брелков, ему нужно будет лишь бросить платок; и, внимательно посмотрев на всех девушек, он бросил платок Катрин Блюм.

К несчастью, то, что он решил сделать, три века назад сделал один знаменитый Султан, с которым мы имеем честь его сравнивать; современная Рокселана не подняла платка, в отличие от средневековой Рокселаны note 26, и Парижанин, — таково было прозвище, которое сразу было дано вновь прибывшему, — в результате остался ни с чем.

Более того: поскольку Парижанин стал интересоваться Катрин, она вообще не появилась на танцах в следующее воскресенье.

Для нее это было естественно: она увидела, что Бернар обеспокоен ухаживанием молодого управляющего, и сама предложила своему кузену, что будет приезжать на воскресенье в Новый дом вместо того, чтобы он приезжал в Вилльер-Котре, как он это обычно делал с тех пор, как Катрин стала жить в городе, на что он с восторгом согласился. Но Парижанин вовсе не склонен был считать дело проигранным. Он заказал у мадемуазель Риголо сначала рубашки, затем — носовые платки, затем — пристяжные воротнички, что дало ему возможность несколько раз увидеть Катрин, которая всегда встречала его с профессиональной вежливостью, но оставалась совершенно равнодушной к нему как женщина. Эти визиты Парижанина к мадемуазель Риголо, в причине которых не приходилось сомневаться, сильно взволновали Бернара, но как можно помешать этим визитам? Только сам будущий торговец лесом мог быть судьей того, какое количество рубашек, носовых платков и пристяжных воротничков он хочет иметь; и если ему нравилось иметь двадцать четыре дюжины рубашек, сорок восемь дюжин носовых платков и шестьсот пристяжных воротничков, это никоим образом не должно было касаться Бернара Ватрена.