Марья Петровна поставила на стол банку, справилась в своем гроссбухе, в который она заносила всю более или менее полезную информацию, и ответила, что поезд только что ушел, а следующий ожидается через четыре часа.

– Тогда я, пожалуй, для начала позавтракаю, – сказал я.

Часу в девятом вниз сошла мадемуазель Плесси и тотчас же затеяла с хозяйкой жаркую дискуссию о кисейном зонтике от солнца, который она собиралась приобрести. По словам Изабель, решительно все владельцы модных лавок в N понятия не имеют о моде. А между тем зонтик совершенно ей необходим, она просто не знает, что с ней сделается, если хоть один луч солнца коснется ее лица.

– Так за чем же дело стало? – улыбнулась Марья Петровна. – Езжайте с вашим женихом в Петербург да купите там все, что ваша душа пожелает.

– Мы едем в Петербург? – оживилась мадемуазель Плесси, подсаживаясь ко мне. – А в столице много модных лавок? Должна вас предупредить, я очень, очень щепетильна в вопросах моды!

Я поглядел ей в лицо, вспомнил вчерашние намеки Былинкина и Григория Никаноровича... Да нет, вздор, вздор, вздор!

– И вот еще что, мадемуазель... – услышали мы густой, неторопливый голос хозяйки. – Скажите своему человеку, чтобы не бузил, а то он вчера играл в карты с моими лакеями, да ни с того ни с сего и принялся их лупить.

Изабель вытаращила глаза.

– В карты? Он играл? Боже мой! Какой кошмар! Вызовите его сюда немедленно! Я ему задам... этот, как его... головомойка!

Следующие четверть часа я имел удовольствие наблюдать истинную комедию. Вызванный хозяйкой Аркадий, на чьем лице красовался внушительных размеров синяк, бурчал, отрицал, возмущался, что здешние лакеи играют нечестно, божился, что больше не будет драться, и тут же, не сходя с места, пообещал свернуть шею половому Мишке, если тот попробует еще раз его надуть. Изабель звенящим от негодования голосом отчитывала его по-французски, прислуга ухмылялась, Марья Петровна твердила, что у нее честное заведение и все без обмана... Наконец мне их перебранка надоела, и я поднялся из-за стола.

– Аркадий! Запрягай лошадей.

– Ишь, раскомандовался... – пробурчал кучер, однако же отправился выполнять мой приказ.

Изабель чихнула и поправила очки.

– Знаете, – внезапно сказал я ей, – вы можете не ехать со мной, если вам не хочется.

– А если мне хочется? – обиженно возразила Изабель. – И потом, вы знаете, все эти убийства... В книгах они, может быть, и уместны, но как только я вспомню ту бедняжку в озере... – Она не удержалась, всхлипнула и вытащила платок. – Мне просто необходимо немного развеяться, – пояснила мадемуазель Плесси, немного успокоившись.

Я задумался. Собственно говоря, нехорошо обижать Изабель из-за глупостей, которые мне наговорили вчера исправник и секретарь. И еще, помнится, я подумал, что если дела будут и впредь продолжаться таким образом, то, пожалуй, скоро я и впрямь окажусь женатым. А когда через несколько минут я случайно услышал, как Изабель на ломаном русском тайком выспрашивает у хозяйки, не знает ли она, есть ли у меня в Петербурге невеста, причем Марья Петровна по доброте душевной всячески стремится ее успокоить, я окончательно укрепился в мысли, что Изабель Плесси является именно той, за кого себя выдает.