– Тягостное дело, сударь... – вздохнул священник. – И самое главное, Анна ведь тогда еще ребенок была, а так запиралась – чисто закоренелая преступница... Но надолго ее не хватило, и когда отец стал на нее кричать, во всем созналась... Она-то говорила, что хотела только поиграть с братцем, да кто же так играет-то... Самое нехорошее, сударь, так это то, что раскаяния в ней не было ни капли. Через день после похорон девочка играла и веселилась как ни в чем не бывало... А отец ее вскоре слег, да и не оправился от такого удара...
– А кто именно первым понял, что имело место убийство, доктор? – спросила Амалия.
– Доктор Ястребов, да... Он потом перебрался в Тверь, а года три назад умер. Марья Петровна хотела, чтобы на суде он говорил в ее пользу... Говорят, деньги ему большие посулила, ну да полковник, дядя Анны, дал еще больше... Вот он и заявил, что никакого убийства не было. Да и отец Анны, когда все открылось... не мог же он тогда родного ребенка выдать... Но все равно все вокруг знали, что случилось. Знали – но помалкивали... А Марья Петровна уехала потом. Куда – не знаю... И что с ней сталось, тоже не ведаю.
– Она была заботливой матерью? – спросил я.
– Она-то? Конечно, как же иначе... Петруша ведь ее сын был.
– Да, конечно... Он родился здесь, в усадьбе?
– Нет, в Твери, там доктора получше. А у доктора Ястребова однажды роженица умерла... Марья Петровна и сказала, что не будет здесь рожать.
– А правда, что Маркелов женился на ней только после того, как она родила ему сына? – осведомилась Амалия.
– Ох, правда... Пытался я его вразумить, мол, нехорошо он все-таки поступает... но Лев Сергеевич уперся и ни в какую. Так и настоял на своем... Ну а что вышло? Так, что хуже и не придумаешь...
Амалия поблагодарила священника, и мы удалились.
– Похоже, что ничего нового мы так и не узнали, – проворчал я.
– Терпение, Аполлинер, терпение, – отозвалась Амалия. – Есть у меня одна мысль... – Она заметила кладбищенские кресты и остановилась как вкопанная. – Правда, это пока не мысль, а так, подозрение... Интересно, где его похоронили?
– Мальчика? – спросил я.
– Похоже, здесь господское кладбище, – отозвалась Амалия, не слушая меня. – Идем!
И мы двинулись вперед по дорожке, извивающейся между могилами. Когда-то кладбище было довольно богатое, ухоженное, но время и нерадение живых сделали свое. На надписях облупилась позолота, мрамор надгробий искрошился, некоторые кресты покосились, а земля поросла травой и репейником, над которым гудели пчелы.
– Мое почтение!
Как из-под земли, перед нами вырос худой сутулый субъект с запавшими глазами и торчащими скулами. Он заложил руки за спину и поклонился как-то в сторону, косясь одним глазом на мою спутницу.
– Вы кто такой? – неприятно пораженный, спросил у него я.
– Я? Никодим, сторож местный, – удивленно ответил субъект. – Мальчишек гоняю, а то они повадились на кладбище играть, супостаты... Отец Яков этого страсть как не любит. А еще я певчий, на клиросе пою, – зачем-то прибавил субъект. – Отец Яков говорит, у меня голос хороший...
– Мы ищем могилу Петруши Маркелова, – вступила в беседу Амалия, доставая монету. – Она здесь?