Я почти слышала, как Таша говорит все это. Тем не менее доля правды в этих словах присутствовала. Меня раздирали противоречивые чувства. Я хотела, чтобы Дмитрий получил свободу, снова стал тем, кем был прежде. Однако мне не нравилось, что Татьяна занимается его судьбой ради собственной политической выгоды, а не потому, что считает правильным. Возможно, это самое грандиозное событие в нашей истории, и к нему следует относиться соответственно. Решение участи Дмитрия не должно превращаться в шоу с целью отвлечь внимание от несправедливого закона.

Сейчас Рич просил Лиссу и Дмитрия подробно описать, что с ними происходило в ночь нападения. Было похоже, что они делают это уже не в первый раз. В поведении и облике Дмитрия не было и намека на угрозу, но я по-прежнему ощущала в нем ту же мрачность, чувство вины и мучительные переживания из-за того, что он творил в качестве стригоя. Однако когда он слушал, как Лисса излагает свою версию происшедшего, его лицо расцвело от изумления, благоговения, поклонения.

В моей душе вспыхнула ревность. В его чувствах к ней не было ничего романтического, но это не имело значения. Так или иначе, но он отверг меня, а на нее смотрел как на богиню. Утверждал, что никогда больше не захочет разговаривать со мной, но для нее поклялся сделать все, что угодно. И снова возникло ощущение чудовищной ошибки. Я не верила, что он больше не может любить меня — после всего, что было между нами, после того, какие чувства мы испытывали друг к другу.

— Они, похоже, сильно сблизились, — с подозрением заметил Кристиан.

Я не стала говорить ему, что он зря беспокоится, хотелось послушать рассказ Дмитрия.

Понять, как на самом деле происходило его изменение, мог далеко не каждый, главным образом потому, что дух как стихия для многих все еще оставался непонятен. Рич выспросил у Дмитрия все, до чего додумался, а потом предоставил слово Гансу. Тому, как человеку сугубо практическому, никакие пространные объяснения не требовались. Он был человеком действия. Зажав в руке кол, он попросил Дмитрия дотронуться до него. Стоящие вокруг стражи напряглись — видимо, на тот случай, если Дмитрий вырвет у Ганса орудие и начнет буйствовать.

Вместо этого Дмитрий спокойно протянул руку и положил пальцы на острие. Все как один затаили дыхание, ожидая, что он вскрикнет от боли, поскольку стригой не могут прикасаться к зачарованному серебру. Дмитрий, однако, проделал это со скучающим видом.

Потом он еще больше поразил всех — убрал руку и повернулся к Гансу.

— Порежь меня им, — предложил он, кивая на свое предплечье, которое не прикрывал короткий рукав тенниски.

Ганс вопросительно выгнул бровь.

— Кол нанесет тебе рану независимо от того, кто ты.

— Но я не перенес бы этого, если бы оставался стригоем. — Его лицо исполнилось решимости — это снова был тот Дмитрий, которого я не раз видела в бою и который никогда не отступал. — Не жалей меня.

Ганс решился не сразу, поскольку никак не ожидал такого развития событий. В конце концов он принял решение и с силой провел кончиком кола по коже Дмитрия. Острие проникло глубоко, хлынула кровь. Некоторые морой, не привыкшие к виду крови, представленной им не в качестве напитка, разволновались при виде такой жестокости. Зрители все как один подались вперед.