— Нет, Илья Андреевич, у меня ведь очень важное дело. Нужно крепко потолковать с вами, нужна ваша голова. Она работает хорошо, без промаха…

— Интересно! — Давыдов провел пальцем по последней строчке рукописи и сложил исписанные листы. — Кстати, письмо ваше получил неделю назад и еще не собрался ответить. Не одобряю…

— Не одобряете моих жалоб? Минута жизни трудная, — слегка смутившись, виновато произнес Шатров. — Я позаимствовал у вас одну философскую идею, которая часто мне помогает. Но для ее применения надо иметь некоторую силу духа. А бывает, что ослабеешь…

— Какую такую идею? — недоуменно спросил Давыдов.

— Она выражается только одним магическим словом “ништо”. Мне так часто не хватало вашего “ниш-то” в военные годы…

Давыдов без удержу хохотал и, отдышавшись, еле выговорил:

— Именно ништо. Будем работать дальше. Оно, конечно, бывает трудно. Наука наша очень хлопотна — тут и раскопки, и огромные коллекции, и сложная обработка, а работников мало, совсем мало. Приходится непродуктивно тратить время, смотреть за пустяковыми вещами… Но у вас ведь был важный разговор. А я отклонился в сторону.

— Разговор будет необыкновенный. У меня в руках — невероятное, настолько невероятное, что я никому, кроме вас, не решился бы сказать о нем.

Наступила очередь Давыдова выказать нетерпение. Шатров хитро улыбнулся, как при входе в кабинет, и, развернув свой пакет, извлек из него большую кубическую коробку из желтого картона, украшенную китайскими иероглифами и почтовыми штемпелями.

— Вы помните Тао-Ли, Илья Андреевич?

— Как же! Это молодой китайский палеонтолог, очень способный. Убит в тысяча девятьсот сороковом году фашистскими бандитами при возвращении из экспедиции. Погиб за свободный Китай!

— Совершенно верно. Я описывал некоторые его материалы, состоял с ним в переписке. Он собирался приехать к нам… Так мы и не встретились! — вздохнул Шатров. — Короче говоря, из своей последней экспедиции он прислал мне посылку с необычайно любопытной вещью. Посылка эта вот, на столе. При ней короткая записка с обещанием подробного письма, написать которое ему не удалось. Его убили в Сычуани, на пути в Чунцин.

— А где он был в экспедиции? — спросил Давыдов.

— В провинции Сикан.

— Ну и ну! Однако забрался. Погодите — это горный узел на восточном конце Гималайской дуги, между вею и Сычуаньскими горами… Да ведь знаменитый Кам, куда стремился Пржевальский, это тоже там!

Шатров одобрительно посмотрел на друга.

— Ей-ей, в географии с вами не потягаешься! Я с картой в руках насилу разобрался. Кам — это северо-западная часть Сикана, и, между прочим, Тао-Ли вел исследования именно в Каме, па востоке его, в районе Энь-Да.

— Ясно, ясно. Показывайте, что у вас за штука. Оттуда можно ждать чего угодно!

Шатров извлек из коробки нечто завернутое в несколько слоев тонкой бумаги, развернул шелестящую бумагу и, наконец, подал Давыдову обломок твердой ископаемой кости, на первый взгляд бесформенной.

Давыдов повернул раза два тяжелый светло-серый кусок и сказал:

— Кусок затылочной части черепа крупного хищного динозавра. Что же тут особенно удивительного?