Во вторник, через шесть дней после отправки письма Алану, он получил ответное письмо из гостиницы «Нью-Йоркер».
"Суббота, 25 марта
Дорогой Джон!
Поверь мне, я рад, что ты переговорил со своим врачом и что у тебя хорошие новости! О том, что у тебя серьезные проблемы, мне рассказал лысоватый, небольшого роста человек с усами и стеклянным глазом, лет, наверно, сорока с небольшим. Похоже, он был сильно этим огорчен, и тебе, пожалуй, не стоит на него чересчур сердиться, потому как он, скорее всего, слышал об этом от кого-то еще.
Мне нравится этот город. Мне бы хотелось, чтобы и вы с Симоной составили мне компанию. Особенно если учесть, что я в командировке и за меня платят…"
Того, о ком говорил Алан, звали Пьер Готье. Он держал магазин художественных принадлежностей на улице Гранд. Готье не был приятелем Джонатана – так, знакомый. Он часто присылал кого-нибудь к Джонатану с просьбой вставить картину в раму. Джонатан отчетливо помнил, что Готье был у них в доме на вечеринке в честь отъезда Алана, и тогда-то, наверное, они с Аланом и поговорили. О том, что Готье имел какие-то дурные намерения, затевая этот разговор, не могло быть и речи. Джонатана несколько удивляло лишь то, что Готье вообще знал о его болезни, хотя слухи на этот счет ходили, как понимал Джонатан. Надо бы поговорить с Готье и спросить, от кого он об этом услышал, подумал Джонатан.
Утром Джонатан решил дождаться почты, как и накануне. Его подмывало тотчас отправиться к Готье, но он подумал, что тем самым проявит ненужное беспокойство и лучше сначала пойти в свой магазин и открыть его, как обычно.
Из-за трех-четырех утренних посетителей Джонатан не мог сделать перерыва до 10.25.
После их ухода он повесил на стеклянной двери табличку с нарисованными на ней часами, извещавшую о том, что магазин снова откроется в одиннадцать часов.
Когда Джонатан вошел к Готье, тот был занят с двумя покупательницами. Джонатан побродил среди полок с кистями, пока Готье не освободился.
– Мсье Готье, – обратился он к нему наконец. – Как идут дела? – и протянул руку.
Готье сжал протянутую руку двумя ладонями и улыбнулся.
– А у вас, мой друг?
– Неплохо, спасибо… Ecoutez[6]. He хочу занимать у вас много времени, но все же хотел бы кое-что спросить.
– Да-да? В чем дело?
Джонатан поманил Готье, чтобы тот отошел подальше от двери, которая могла в любой момент открыться. В маленьком магазине негде было повернуться.
– Я узнал кое-что от приятеля – его зовут Алан, помните? Англичанин. Он был на вечеринке несколько недель назад у меня дома.
– Ну да! Ваш друг, англичанин. Алён, – произнес Готье по-французски.
Он вспомнил его и, казалось, внимательно слушал.
Джонатан старался не замечать искусственный глаз Готье и смотрел в другой.
– Кажется, это вы сказали Алану, что слышали, будто я очень болен, так что скорее всего долго не протяну.
На спокойном лице Готье появилось выражение озабоченности. Он кивнул.
– Да, мсье, я слышал об этом. Надеюсь, это неправда. Я помню Алена, потому что вы представили мне его как своего лучшего друга. Поэтому я и решил, что он знает. Наверное, мне не стоило этого говорить, простите меня за бестактность. Я думал, что у вас – как говорят англичане – уверенность лишь на лице.