Еще хуже было на сцене большого концертного зала отеля, где она затем оказалась. Электрические огни слепили глаза, аромат духов и шум зала утомляли. Она хотела бы сидеть сейчас в зале вместе с Дианой и Джейн, которые, казалось, отлично проводили время. Энн очутилась между полной леди в розовом шелковом платье и высокой девушкой в белом кружевном платье, стоявшей с презрительным видом. Дородная дама время от времени поворачивала голову и осматривала Энн сквозь свои очки, так что та, неприятно задетая таким осмотром, чувствовала, что вот-вот закричит. А девушка в белых кружевах постоянно разговаривала с своей соседкой с другой стороны о «деревенщинах» и «провинциальных красавицах», которые находятся среди зрителей, и предвкушала «веселье» от выступлений местных талантов. Энн подумала, что она будет ненавидеть эту бело-кружевную девушку до конца жизни.
К несчастью для Энн, профессиональная чтица также остановилась в этом отеле, и согласилась выступать. Это была стройная, черноглазая женщина в прекрасном платье из мерцающего серого материала, как будто вытканного из лунного света, с драгоценными камнями на шее и в темных волосах. У неё был на удивление звучный голос и чудесная сила выражения; аудитория сходила с ума во время её выступления. Энн, забыв о себе и своих бедах на время, слушала её с волнением и сияющими глазами; но когда закончилась декламация, она закрыла лицо руками. Она никогда не смогла бы встать и выступить после этой женщины – никогда. Да как она могла подумать, что она может заниматься художественным чтением? Ах, если бы она оказалась в Зеленых крышах!
И в этот несчастливый момент объявили ее имя. Каким-то образом Энн – которая не заметила, как удивлённо и виновато посмотрела на неё девушка в белых кружевах, и не поняла, какой тонкий комплимент подразумевался в этом взгляде – поднялась, и, пошатываясь, вышла на сцену. Она была такая бледная, что Диана и Джейн, внизу в зрительном зале, сжали руки друг друга в знак поддержки.
Энн стала жертвой подавляющего чувства страха перед сценой. Хотя она часто выступала в общественных местах, она никогда раньше не сталкивался с такой аудиторией, как эта, и это зрелище полностью парализовало её силы. Все было таким чужим, таким ярким, таким непонятным – ряды дам в вечерних платьях, критические лица, вся эта атмосфера богатства и культуры. Это очень отличалось от простых скамеек из дискуссионного клуба, наполненных родными, приветливыми лицами друзей и соседей. Эти люди, подумала она, будут беспощадными критиками. Может быть, как девушка в белых кружевах, они предвкушают веселье от ее «деревенских» стараний. Она чувствовала себя безнадежно беспомощной, пристыженной и несчастной. Колени дрожали, сердце трепетало, ужасная слабость навалилась на нее; ни слова не могла она произнести, и в следующий момент она бы сбежала со сцены, несмотря на унижение, которое, по ее мнению, всегда бы преследовало её.
Но вдруг, когда ее расширенные, испуганные глаза смотрели на зрителей, она увидела Гилберта Блайта – далеко, в задних рядах, наклонившегося вперед с улыбкой на лице – улыбкой, которая, как казалось Энн, была победной и дразнящей. На самом деле это было не так. Гилберт лишь улыбался от удовольствия в целом и симпатии к Энн в частности – ему нравилась её стройная фигурка в белом и одухотворённое лицо на фоне пальм. Джози Пай, которая приехала с ним и сидела рядом с язвительной улыбкой, действительно торжествовала. Но Энн не видела Джози, и не переживала по поводу неё. Она глубоко вздохнула и гордо подняла голову, она почувствовала мужество и решимость, которые пронзили её, как электрический ток. Она не сдастся перед Гилбертом Блайтом – он никогда не сможет посмеяться над ней, никогда, никогда! Ее испуг и нервозность исчезли; и она начала читать, ее четкий, приятный голос достигал самых дальних уголков зала, без дрожи или запинок. Самообладание было полностью восстановлено, и после ужасного момента бессилия она читала так вдохновлённо, как никогда раньше. Когда она закончила, зал наградил её искренними аплодисментами. Энн, вернувшись на свое место, пунцовая от смущения и восторга, почувствовала, как дородная дама в розовом шелке нашла ее руку, энергично сжала и потрясла.