– Я подумала, что Марилла Касберт просто старая глупая женщина, когда услышала, что она приняла девочку из детского дома, – сказала она себе, – но думаю, что, в конце концов, она оказалась права. Если бы у меня был такой ребенок, как Энн, я была бы самой счастливой женщиной.

Энн и Диана обнаружили, что ехать домой так же приятно, как и в город – даже приятнее, ведь так восхитительное сознавать, что в конце пути тебя ждёт родной дом. Уже на закате они проехали Уайт Сэндс и свернули на прибрежную дорогу. За ней уже были видны холмы Эйвонли на фоне неба цвета шафрана. Над морем поднималась луна, заставляя его сверкать и преображаться своим светом. Каждая маленькая бухта вдоль изогнутой дороги была чудесной от танцующей ряби. Волны ударялись с мягким шумом о скалы, и запах моря был отчётливо ощутим в свежем солоноватом воздухе.

– О, как прекрасно жить и возвращаться домой, – вздохнула Энн.

Когда она переходила через бревенчатый мостик над ручьём, свет из кухонного окна Зеленых крыш тепло подмигнул ей, словно приветствуя её, а через открытую дверь виднелся огонь камина, посылая своё теплое красное свечение в холодную осеннюю ночь. Энн радостно побежала по холму и оказалась на кухне, где её ждал горячий ужин на столе.

– Итак, ты вернулась? – сказала Марилла, складывая своё вязание.

– Да, и, ах, так хорошо вернуться домой! – сказала Энн радостно. – Я хотела бы всё расцеловать, даже часы. Марилла, запечённая курица! Неужели вы приготовили её для меня?!

– Да, приготовила, – сказала Марилла. – Я подумала, что ты проголодаешься после поездки и нужно приготовить что-то сытное. Давай раздевайся, и будем ужинать, как только Мэтью придёт. Я рада, что ты вернулась, должна признать. Было страшно одиноко здесь без тебя, и у меня никогда не было таких длинных четырех дней.

После ужина Энн сидела перед камином между Мэтью и Мариллой, и рассказывала им о своей поездке.

– Я хорошо провела время, – закончила она счастливо, – и я чувствую, что это новый этап в моей жизни. Но лучше всего было вернуться домой.

Марилла отложила своё вязание на колени и откинулась на спинку стула. Её глаза устали и она мельком подумала, что нужно поменять очки, когда она снова будет в городе. В последнее время её глаза всё чаще уставали.

Начало темнеть и ноябрьские сумерки окутали Зелёные Крыши. Только свет красного пляшущего пламени из камина проникал на кухню.

Энн сидела по-турецки на коврике, вглядываясь в весёлые отблески огня, где жар солнца от сотни летних дней просачивался через кленовые поленья. Она читала, но её книга соскользнула на пол и сейчас она мечтала с улыбкой на полуоткрытых губах. Её живая фантазия рисовала роскошные замки в Испании, появляющиеся из мглы на фоне радуг; удивительные и захватывающие приключения происходили с ней в стране грёз – приключения, которые всегда заканчивались победой и никогда не вовлекали её в неприятности, происходящие в реальной жизни.

Марилла посмотрела на неё с нежностью, которую нельзя было увидеть при более ярком свете, чем этот мягкий союз пламени и тени. Навыками любви, которые легко выражаются в словах и взглядах, Марилла так и не овладела. Но она научилась любить эту худенькую сероглазую девочку, привязываясь к ней всё сильнее, несмотря на свою сдержанность. Эта любовь заставила её бояться быть чересчур снисходительной. Она волновалась, что это грешно – привязываться к какому-то человеческому существу, как она к Энн и, может, она бессознательно наказывала эту девочку строже и требовательнее, чем, если бы ребёнок был менее дорог ей. Конечно, Энн и не подозревала, как сильно Марилла любит её. Иногда она с тоской думала, что Марилле трудно угодить и ей не хватало сочувствия и понимания. Но она всегда стыдилась этой мысли, помня, чем она обязана Марилле.