«Крокодил начал с того, что, повернув бедного Ивана Матвеевича в своих ужасных челюстях к себе ногами, сперва проглотил самые ноги, потом, отрыгнув еще, глотнул еще и еще раз…»
– Ну и что? – недоуменно проговорила девушка.
– Как – что? Как можно сказать – «самые ноги»? Слово «самые» означает сравнительную степень качества и применимо только к именам прилагательным! Кроме того, чтобы использовать сравнительную степень, предметов для сравнения должно быть несколько, не менее трех, значит, у этого Ивана Матвеевича должно быть более трех ног! А каков стиль? Три раза подряд употреблено слово «еще»! Я уже не говорю о том, что само положение абсолютно неправдоподобно! Где правда жизни? Где, я вас спрашиваю?
– Но постойте, Борис Борисович, – попыталась перебить его девушка, – это ведь…
– Нет, это вы постойте, я еще не закончил! Как вам нравится такой пассаж:
«Казалось, эта отчаянная голова для того только и выскочила, чтоб еще раз бросить последний взгляд на все предметы и мысленно проститься со всеми светскими удовольствиями. Но она не успела в своем намерении…»
– А здесь-то вам что не понравилось?
– Что?! Да все! Успеть, девушка, можно на поезд или на самолет, а как можно успеть в намерении? Бред сивой кобылы! И что за выражение – «отчаянная голова»! Нет, я просто возмущен! Я уже не говорю о том, что весь этот текст в духе времени просто напичкан чернухой и расчлененкой, которую обожает невзыскательная публика, что все описание ничуть не соответствует физиологии пресмыкающихся, в частности крокодилов, но самое главное – эти современные литераторы в погоне за дешевой популярностью коверкают и уродуют русский язык, великий и могучий язык Пушкина и Толстого…
– И Достоевского, – подсказала девушка.
– Что? – недоуменно переспросил Борис Борисович. – Я возмущен! Вы подсунули мне безграмотную халтуру какого-то новомодного писаки, вероятно, своего знакомого, и хотели, чтобы я за три дня превратил ее во что-то удобоваримое? Нет, мне пришлось заново переписать весь этот бред, зато теперь мне не стыдно за свою работу! Я дипломированный филолог! Я с отличием окончил филологический факультет, а это о чем-то говорит! У меня четырнадцать публикаций в серьезных научных изданиях! Мою статью «Употребление суффикса «щик» в анекдотах и байках» отметил академик Волкохвостов! Я не позволю, чтобы мое имя стояло под жалкой поделкой современного борзописца!
– Да что вы говорите! – произнесла девушка с едва заметной насмешкой в голосе. – Но вообще-то это вовсе не современный борзописец, это Достоевский…
– Что? – раздраженно переспросил ее мужчина. – Где Достоевский? Какой Достоевский?
– Федор Михайлович. Великий русский писатель. Мы дали вам для пробы фрагмент из его рассказа «Крокодил, необыкновенное событие, или пассаж в Пассаже».
– Что?! – воскликнул филолог, багровея. – Как вы посмели! Это безобразие! Я буду жаловаться!
– Ради бога! Жалуйтесь кому хотите, хоть самому академику Волкохвостову!
Филолог вскочил, рассыпав по полу свои листки, и вылетел из помещения.
Девушка перевела дыхание и вполголоса проговорила: