Смит имел богатый опыт выступлений на публике. Он начинал свою карьеру с прилично оплачиваемых лекций для заинтересованных в «интеллектуальном совершенствовании». В течение тринадцати лет он преподавал в университете Глазго в чине профессора, сначала логику, потом философию морали. Чтение лекций было его основной деятельностью. В 1760-х метод преподавания серьезно отличался от современного — забросить в аудиторию пару-тройку «сложных философских вопросов», и потом сидеть сложа руки, радоваться спровоцированной дискуссии и говорить: «Мои студенты научили меня большему, чем я научил их». Смит придерживался более традиционных, формализованных методов: я знаю, о чем говорю, о чем говорил и о чем буду говорить.
По свидетельству одного из его учеников, Джона Миллара, также впоследствии ставшего преподавателем в Глазго, манера Смита была «ясной, доходчивой, и бесстрастной… по ходу углубления в тему, он оживлялся, будто оттаивал, и его речь лилась, как быстрый, легкий поток». Как мы сегодня сказали бы, он позволял себе выговориться. Те прочитанные в Глазго лекции сохранились только в воспоминаниях и двух неполных тетрадях студенческих конспектов. Но есть другое свидетельстве тому, что многие идеи, изложенные впоследствии в «Богатстве народов» он формулировал в свои> лекциях: частные беседы с коллегами. Один из друзей Смита вспоминал: «Часто, уже после получаса нашей беседы, я восклицал: “Сэр, вы наговорили на целую книгу!». Так что местами текст Смит? мог бы произвести впечатление, что читаешь мате риалы из архива прослушки ФБР, если б не глубин; мыслей и отсутствие нецензурных выражений.
«Наговорил на целую книгу» — подходящий комментарий еще и потому, что Смит, вероятнее всего, не писал, а диктовал. Он жаловался, что не любит писать от руки: немногочисленные записки и запоздалые ответы на письма — тому свидетельство. Естественное многословие, присущее устной речи, сделало «Богатство» длиннее, чем оно могло бы быть, но нам не следует жаловаться. Большинство писателей склонны слишком много говорить, и, к сожалению, многие растрачивают свой талант на пустую болтовню вместо сочинений. Талант Смита отражен во всем блеске на страницах его работы, в противоположность, скажем, критику Сэмюэлу Джонсону, чьи сочинения довольно скучны и невзрачны, а самые блистательные высказывания стали известны только благодаря подхалиму Босуэллу, который в течение многих лет с обожанием записывал беседы доктора Джонсона, слышанные за день в клубе или при частных встречах.
В защиту смитовского многословия можно привести и то, что он стремился уточнять и пояснять каждую свою мысль, чтобы добиться желаемого оттенка смысла и не допустить разночтений. Ведь предметом исследования Смита была конкретная, окружающая нас реальность, а не какие-нибудь старческие бредни о прихотях скучающих богачей. Кроме того, он умел строить свои длинные речи из коротких предложений, и где он ставил точку — там ищи законченную смысловую формулировку. Вот пример из упомянутого выше пассажа о серебре:
«Труд — всегда нужно помнить об этом — является реальной ценой, уплаченной за все предметы. Не на золото или серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира».