– Адмирал, – фюрер резко повернулся к Канарису, – поторопите своих людей, пусть срочно раздобудут карты минных полей. Или, по крайней мере, предпримут серьезные шаги в этом направлении. Англичане наверняка встревожатся, узнав, что мы хотим завладеть этим документом, и поверят в близость вторжения. А вслед за ними поверят и русские.

Канарис решил, что фюрер требует невозможного, но возражать не стал. В конце концов его агентам поручалось всего лишь изображать активность, а не пытаться добыть сверхсекретный документ. Это легче, чем лезть прямо в пасть ко льву – в Военно-морское министерство. Вслух же адмирал сказал:

– В последнее время англичане перебрасывают все больше войск в Северную Африку. Муссолини окончательно завяз под Танжером и, боюсь, не сможет выбраться без нашей помощи.

– Муссолини! – раздраженно бросил фюрер. – Он одержим идеей возрождения Римской Империи, причем в ее исторических границах. Для чего ему нужно завоевать всю Северную Африку и Ближний Восток – от Марокко до Палестины. Задача явно не по плечу – у наших итальянских друзей амбиции большие, а дерутся они плохо. Их дивизии – лишь жалкое подобие железных римских легионов. Те завоевали полмира, а дуче не смог справиться даже с полудикими племенами, придется ему помогать. Однако, что означает эта дополнительная переброска? Англичане больше не верят в наше вторжение?

– Думаю, они догадываются, что в ближайшее время основные военные действия развернуться на континенте, – уклончиво ответил Канарис.

– Значит, необходимо как можно скорее разобраться с Россией и сосредоточиться на Англии! – сказал Гитлер и склонился над оперативной картой восточной части Европы. – Меня сильно беспокоят вот эти два выступа, с них легко нанести удар в тыл нашим армиям и окружить их.

– Их можно срезать, – возразил Кейтель, – если направить удары во фланги. И тогда части Красной Армии окажутся в окружении. Затем мы перейдем в широкое наступление – от Балтийского моря до Карпат. Основной удар – в направлении Минска. Основная часть русских сил сосредоточена вблизи границы, это нам на руку. За две-три недели разгромим эту группировку и выйдем к Смоленску, а оттуда открывается прямая дорога на Москву.

Гитлер внимательно следил за рукой Кейтеля, показывающего направления главных ударом. Затем с сомнением произнес:

– Стоит ли нам так углубляться? Наш южный фланг практически открыт… Русские перейдут в контрнаступление и отрежут дивизии фон Бока.

– Мы закроем юг итальянскими, румынскими и венгерскими частями, – ответил Кейтель, – при поддержке германских дивизий, разумеется. Войска уже перебрасываются, осталось лишь определить день "Д".

– Когда Наполеон начал свою русскую кампанию? – поинтересовался фюрер.

– В ночь на 24 июня 1812 года, – ответил Канарис, хорошо знавший мировую военную историю.

– В этом году это вторник, – сказал Гитлер, сверившись с календарем на столе. – Значит, днем "Д" будет 22 июня, воскресенье. Не хочу повторять ошибки Наполеона.

– А как быть с перевесом Красной Армии в живой силе и технике? – высказал сомнение Канарис. – Переходить в наступление, не имея значительного превосходства, рискованно. Русские могут подтянуть резервы и контратаковать. У нас же в запасе всего одна армия. Может, стоит подождать, пока подойдут части из Франции?