– Не преувеличивай. Не вижу причин придерживаться своих обещаний, если они не сулят выгоду. Ну что же, знать, пришел срок Святославича. Вот уж не думал, что он ради своих амбиций порешит мать своих сыновей.

– Мало захватить черниговский стол, его еще и удержать надо. А тут без верного союзника никак. Евгения Олегу мешала. И как только она этого не понимала, – вновь покачал головой Борис.

– Она была не дура. И если бы только заподозрила что-то подобное, то сама избавилась бы от него, – убежденно произнес Михаил, неплохо знавший характер покойной.

– А может, и попыталась, да он ее опередил, – предположил безопасник.

– Я бы этому не удивился. Ты с Анисьей подробно беседовал?

– Нет еще. Сразу к тебе.

– Выясни все доподлинно. Подготовь десяток особистов не из болтливых и кого-нибудь из своих ближников, которые имеют выход на тамошних соглядатаев. Да Анисью с собой пусть прихватят, – задумчиво произнес Романов.

– Уж не удумал ли ты выкрасть княжичей?

– Княжичей сюда, а князя с братьями его в расход. Нечего им на Руси воду мутить. И без того смутьянов хватает.

– Все понял. Сделаю.

– Что-то еще? – видя, что безопасник не спешит уходить, поинтересовался Михаил.

– С Ростиславом как быть? Как бы больших бед от него не приключилось. Так-то косился и ладно. А теперь-то зол на тебя без меры.

– Что Горыня?

– Сидит в дальнем углу, дуется как мышь на крупу.

– Человечка под князя подвел?

– Подвел. Но он пока особо не усердствует, все больше к Вторуше ластится. В сече чуть голову не сложил. Но отделался легкой раной.

– Не Ростислава, случаем, прикрыл?

– К сожалению, нет. Их в рубке разбросало.

– Вторушу прибрать гладко получится?

– Мы даже делать ничего не будем. Подберем момент, когда он отправится к полюбовнице своей, да подбросим о том боярину Ратибору письмецо подметное. А там он уж и сам управится.

– Тогда делай.

На Ростислава Михаил конечно же был зол. Но в то же время понимал, что мальчишка находится под влиянием своего товарища по детским играм. Говорил же Горыне убрать негодника. Тот вроде и попытался, да князь малолетний начал канючить. А он из взрослого воя веревки вил. Да и сам Вторуша присмирел. Стал действовать куда тоньше, все время ластился к боярину Трепову и усыпил-таки его бдительность.

Рассмотрели опасность слишком поздно. Когда Ростислав вошел в лета, то есть ему исполнилось четырнадцать, и он уже считался полноправным правителем. Горыня, как и подобает настоящему воспитателю, начал ослаблять вожжи, предоставляя князю свободу волеизъявления.

Приглядывал, конечно. Советовал. И все время следил за боярами, чтобы, ни приведи господь, никто из них не заполучил серьезное влияние на воспитанника. Да только опасность случилась с другой стороны. Не брал он в расчет молодого охламона. А зря. Подсидел-таки его Меньшиков средневекового разлива и оттер в дальний угол.

Ростислав так осерчал на боярина Трепова, что даже в поход его не взял. Будь Горыня на поле боя, и к гадалке не ходи, случившегося безобразия и близко не было бы. Но двадцатилетний сопляк переиграл его вчистую. Ловок шельма и изворотлив. А главное, язык у него подвешен как надо. Соловьем заливается на ухо князюшке.