– Сейчас подойдет наш князь, – обращаясь к Ирмаккану, заговорил Михаил, – он тут главный. С ним тебе и договариваться. Но помни, хан. К чему бы вы ни пришли, ты непременно выполнишь мое условие мира. Через месяц соберешь по десять детей из видных аилов твоей орды и пришлешь ко мне. Можешь объявить, что на учебу, ибо чтобы бить врага, нужно его изучить.

– Опять хочешь набрать заложников, – вскинув голову, презрительно бросил хан, – не будет этого.

– Нет так нет.

Михаил подал знак особистам, и те разом заломили хана, поставив его на колени. Подчиняясь приказу, Лука нажал пленнику в основание челюсти, открывая рот. Романов извлек из кошеля на поясе склянку и вылил ее содержимое в рот Ирмаккана. Тот попытался противиться, и большинство неприятной на вкус жидкости пролилось на его грудь. Но какую-то часть ему все же пришлось проглотить.

– Это медленный яд. Если в течение двух месяцев не выпить противоядие, ты умрешь в страшных муках. Ты будешь не просто мучиться, но и постоянно ходить под себя. Смерть недостойная воина. Так что выбирай, выполнять мое условие или нет.

– Ты трусливый шакал.

– Возможно.

– Все узнают о твоем вероломстве.

– Хорошо. Пусть узнают. Но как это поможет тебе?

Михаил пожал плечами с таким видом, мол, хан сказал полную несусветицу. После чего отошел в сторону, уступая место подошедшему Владимиру.

– А что ты будешь делать, если он не пришлет детей и начнет во весь голос обличать тебя в вероломстве? – поинтересовался Арсений, когда они отошли в сторону.

– Так же во всеуслышание заявлю, что хан опустился до низкой лжи.

– А как же яд?

– Так нет никакого яда. Взял из своего лекарского набора немного средства для промывания ран. Вреда это не причинит. Ну, разве только пронесет. Но оно и к лучшему. Так что через два месяца он будет все так же жив и здоров. И прослывет лжецом. А я в любом случае в выигрыше.

– Хитрый ход. Ох и не хотел бы я быть твоим врагом, Михаил, – усмехнувшись, резюмировал грек.

– Вообще-то я считал, что ты мой друг.

– Так и есть, – подтвердил Арсений.

– Михаил Федорович, я все же поостерегся бы идти на этот пир, – в который уже раз попытался предостеречь своего подопечного Гордей.

Гвардейского полусотника понять несложно. Ведь безопасность воеводы лежит на нем. И спросит народ по всей строгости. В Романова не только поверили, но и полюбили. А уж в жене его и вовсе души не чаяли. А еще именно с ним связывали свою сытую жизнь, пусть порой и беспокойную. А где тот покой-то. Поди, многие из них прошли через полон или пограбленные дома.

– Хватит уже как наседка квохтать. Выдели мне десяток бойцов, этого более чем достаточно.

– Сам пойду.

– А вот сам ты останешься в Пограничном. Случись, ты прав окажешься, Елене и детям моим нужна будет опора.

– Знать, опаску все же имеешь?

– В железо взять меня не даст Владимир. Он не братец его молодой да неразумный. Но тот ведь может и иначе чего учудить. А Мономах в нем души не чает. Вон как ринулся в самое пекло братца вызволять. Вот на этот случай я и говорю.

В этот момент в кабинет вошел Борис. Разговоры с главным безопасником не для посторонних ушей, поэтому Михаил тут же выпроводил Гордея готовить эскорт.