— Спасибо, Рей, а как оно там, в послежизни?

— Не знаю.

— Ты не знаешь?

— Так я еще не попал в послежизнь, Том. Я на Пороге. Это предварительная стадия, вроде как мост между Землей и послежизнью. Это трудно описать. Что-то вроде серого пространства, с одной стороны — Земля, с другой — Послежизнь.

— А почему ты не переходишь? — спросил Блейн.

— Пока не спешу, — сказал Мелхилл. — Тут одностороннее движение. Если один раз перейдешь в послежизнь, назад уже не вернешься. Связи с Землей больше не будет.

Блейн обдумывал его слова одну минуту, потом спросил:

— Когда ты думаешь перейти, Рей?

— Точно не знаю. Я подумал, что пока останусь на Пороге и погляжу, как идут дела.

— У меня, ты хочешь сказать?

— Ну…

— Спасибо тебе большое, Рей, но не делай этого. Переходи в послежизнь. Я сам о себе позабочусь.

— Конечно, — сказал Мелхилл, — но я думаю, что еще немного погожу. Ведь ты тоже бы так поступил, правильно? Поэтому не спорь. Теперь слушай, ты ведь знаешь, что попал в неприятную историю?

Блейн кивнул.

— Ты имеешь в виду зомби?

— О нем я ничего не знаю, Том, ни кто он, ни что он хочет от тебя. Но хорошего здесь мало, и тебе лучше держаться от него подальше, если он вдруг вспомнит. Но я не это имел в виду.

— Как, это еще не все?

— Боюсь, что да. За тобой охотится призрак, Том.

Несмотря ни на что, Блейн засмеялся.

— Что тут смешного? — с негодованием спросил Мелхилл. — Ты думаешь, это шуточки?

— Думаю, что нет. Но так ли это серьезно?

— Боже мой, да ты полный невежда, — сказал Мелхилл. — Ты что-нибудь знаешь о призраках? Что они такое и чего хотят?

— Расскажи мне.

— Так вот, у человека, который умер, есть три возможности. Первая — его сознание может раствориться, распасться, и это его конец. Вторая — его сознание переживет смертную травму, и он окажется в послежизни, на Пороге. Он станет духом. Эти два варианта тебе известны.

— Продолжай, — сказал Блейн.

— Третий вариант таков: его сознание повреждено травмой, но не до конца уничтожено. Он пробирается все-таки на Порог. Но напряжение слишком велико для него. Он теряет разум. И вот это, мой друг, и есть призрак.

— Гмм, — сказал Блейн. — Значит, призрак — это сознание, потерявшее разум в результате смертной травмы?

— Верно. Он безумен и он начинает охоту.

— Но почему?

— Призраки охотятся, — сказал Мелхилл, — потому что их заполняет извращенная ненависть, злоба, страх и боль. Они не уходят в послежизнь. Они стараются проводить как можно больше времени на Земле, которая все еще привлекает их внимание. Они стремятся напугать человека, ранить его, свести с ума. Охота — это самое античеловеческое деяние, которое им по силам, это само их безумие. Понимаешь, Том, с первых дней человечества…

С первых дней человечества существовали призраки, но число их всегда оставалось небольшим. Лишь нескольким из миллионов удавалось пережить смерть, и лишь малый процент от этих выживших терял разум в процессе перехода и превращался в призраков.

Но немногочисленные эти представители рода призраков произвели колоссальное воздействие на человечество, которое всегда со страхом и благоговением относилось к смерти, напуганное холодным бесстрастием трупа, только что еще живого и теплого тела, потрясенное потусторонним юмором улыбки черепа скелета. Веками создававшийся образ Смерти казался полным бесконечного смысла, ее угрожающий перст указывал в небеса — царство духов. Поэтому каждый настоящий призрак вызывал слухи и страхи, соответствующие тысяче. В призраков превращались болотные огни, шорох портьер, качающиеся деревья, огни святого Эльма, и большеглазые совы, и скребущиеся за стенами крысы, и лисы в кустах — они тоже становились уликами призрачного присутствия. Фольклор развивался, и он создал ведьму с колдуном, демонов и дьяволов, суккубов и инкубов, вервольфов и вампиров. Каждый призрак превращался в тысячу призраков, каждое сверхъестественное явление вызывало слухи о миллионах подобных.