Всё время он хлопал меня по плечу. Даже мне больно стало. Всё хлопает, хлопает.

— Это неправда, — говорю, — что большой корабль с мели столкнули. Разве такое может быть?

— Я разве сказал, что большой корабль? Кто сказал, что большой корабль? Корабль был небольшой, но порядочный. Ты мне что, не веришь? Мал ещё старшим не верить!

Я молчал.

— А у меня, брат, несчастье, — сказал вдруг он. — У меня большое несчастье.

— Слышал я про ваше несчастье.

— Ты слышал? Где ты слышал?

У него был испуганный вид.

— Все говорят, — соврал я.

— Не может быть!

Он сильно расстроился. Стал какой-то печальный. Мне его даже жалко стало.

— Никто не говорит, это я так.

Он на меня покосился и говорит:

— Как тебе не стыдно! Это дурацкая привычка!

Мне совсем не было стыдно. Но я молчал. Я думал, если я буду молчать, он скорее кончит рассказывать. Я мог и так уйти, но как-никак он разговаривал.

— Мда… — сказал он, задумавшись. Потом вдруг махнул рукой: — Ну, беги домой…

Там в зале стоит наша ёлка — большущая, яркая.

Занятий сегодня не было. Потому что вечером праздник — большой карнавал. У кого есть костюмы — наденут костюмы. У кого нет — так придут. Я люблю карнавал. Все вокруг ходят в масках, так интересно! Только жалко, что редко бывает. Целый год ждать приходится.

Когда мы выходили из класса, Пал Палыч меня подозвал и сказал:

— У тебя, Петя, есть костюм?

— Нет, — говорю, — у меня нет костюма.

— Школа тебе даст костюм. Я там сейчас смотрел, есть чудесный костюм.

Я так обрадовался! Ещё бы! Мне школа даст костюм, и я приду в костюме!

— А какой, — говорю, — костюм?

— Костюм замечательный, — говорит Пал Палыч, — настоящего клоуна. И жабо и всё такое.

— Какое жабо? — говорю.

— Ах, ты не знаешь, что значит жабо! Это, Петя, такой воротник, как у клоунов, да ты сейчас увидишь…

— Ой, — говорю, — я хочу жабо!

— Ну и чудесно! Пошли за мной.

Мы прошли с ним в кладовую. Пал Палыч там выбрал костюм — вот это был костюм! Первым делом — колпак, весь в серебряных звёздах. Вторым делом — штаны, не какие-нибудь там штаны, а все в клетку, как будто бы шахматы. И ещё куртка в красных кругах. И жабо. У меня прямо дух захватило, когда я жабо увидел. Вот это я понимаю — жабо! Хоть сейчас прямо в цирк выступать. Я цирк люблю. Люблю циркачей и военных! Даже трудно сказать, кого больше. Но циркачей я люблю, это точно. Когда вырасту — в цирк пойду, буду работать там клоуном. Буду знаменитый клоун. Как наш знаменитый Горхмаз. Правда, он не совсем знаменитый, но всё-таки он знаменитый. Ему весь цирк хлопает…

— Ну, как? Не велик? — говорит Пал Палыч.

— Что вы, — говорю, — как раз! — Я испугался, что вдруг он мне будет велик и мне не дадут его.

— Ну, я очень рад. Забирай свой костюм. Ты ведь знаешь, когда начало?

Конечно, я знал, когда начало. Как можно не знать!

Когда я надел дома этот костюм и жабо и колпак и стал строить рожи, кривляться, я всё смотрел и смотрел на себя, удивляясь всё больше и больше, какие замечательные бывают на свете костюмы!

Я обедал в этом костюме. Даже колпак не снял, так в колпаке и обедал.

— Сними малахай-то свой, — сказала мама.