— Ну и ну! — говорит шофёр.
— А вообще папа мой не военный. И не моряк. Это раньше он был моряком. А сейчас папа мой музыкант. Он даже музыку пишет. Только у него не очень получается. Но он всё равно пишет. А мама говорит: не стоит, раз не получается. А вы как думаете, стоит?
— Ну и врёшь же ты всё, — говорит шофёр. — Вроде маленький, а врать горазд. И шхуну приплёл, и Чапаева, а тут ещё эта музыка…
— А вы, — говорю, — у Ливерпуля спросите, он вам скажет.
— У кого?
— У Ливерпуля.
— Что это за Ливерпуль такой?
— Как, — говорю, — кто такой? Ливерпуль — это Ливерпуль…
— Я, — говорит, — с тобой разговаривать не буду, если ты мне будешь глупости говорить…
Я говорю:
— Вот приедемте, я вас с ним познакомлю.
— С кем?
— С Ливерпулем.
— Что это, попугай такой, что ли?
— Не хотите, не верьте, — говорю, — как хотите.
— Да ладно уж, — говорит шофёр.
— Вы что везёте? — спрашивает Боба.
— Песок, — говорит шофёр.
Боба его про песок стал расспрашивать: что за песок, есть ли там ракушки, куда этот песок везут.
Шофёр ему отвечал всё в шутку, и Боба был очень доволен.
— Я, — говорит Боба, — хочу туда в кузов, в песок, а вы здесь поезжайте, разрешите мне, пожалуйста, в песок.
Ему, конечно, не разрешили, и он всё дулся.
Шофёр нас довёз до дому. Пожал мне и Бобе руки, передал привет Ливерпулю.
И мы домой побежали.
Ой, что тут было! Наша мама вся совершенно бледная. Сидит и плачет.
В это время мы входим.
Мама. Где вы были?
Я. У папы. Там нас колбасой накормили.
Мама. Какой колбасой?
Боба. Ливерной.
Я. Там нас ливерной колбасой накормили.
Мама. Кто накормил?
Я. Мы ездили к папе…
Мама. Каким образом?
Я. На поезде.
Мама. Боже мой!
Я. А обратно мы шли пешком…
Мама(кричит). Откуда вы шли пешком?!
Я. Из Баладжар.
Мама. Из Баладжар?!
Я. Я видел папу…
Боба. Я видел танки!
Мама просит воды. Маме плохо. Я бегу за водой на кухню.
20. В кино
Целый день мы возились песке. Хотя мне надоел песок, но что же делать? Нас не пускают дальше двора. Всё за то, что мы ездили к папе.
Мы были грязные, это правда. И мама нас стала ругать.
— Неужели нельзя, — говорила она, — так играть, чтобы оставаться чистыми, опрятными и культурными детьми, тем более что отец на войне?
Это было неинтересно. Мы это уже сто раз слышали.
«Играть целый день в песке, когда война и отец на войне… Разве нельзя, — думал я, — играть в песке, если даже война?»
А мама продолжала:
— Этот маленький — понятно, но ты-то что там нашёл?
Что я там нашёл? Ничего не нашёл. Что там можно найти? Не берут же меня на фронт!
Наконец мама сказала:
— Вот что. Я дам вам деньги. Идите в кино.
Это было другое дело. Мы с Бобой сейчас же помчались в кино.
Мы сели с ним в первый ряд. Я люблю первый ряд — как-никак не последний.
Сначала журнал показывали. Интересный журнал, про войну — стрельба, взрывы, танки, — война, в общем, самая настоящая.
Показывали красных конников.
Показывали, как горит город.
Показывали военных в землянке.
И вдруг смотрю — папа!
Сначала я не узнал его, он стоял, нагнувшись над картой, а рядом ещё военные, и все на карту смотрят, потом папа взглянул на меня, и я сразу узнал его и на всё кино крикнул: