— Отвратительно! — говорит мама.
— …но тут, брат, ничего не поделаешь. Тут такое, брат, дело. Привык я — и всё тут! Ну, ты не поймёшь…
— Понимать-то нечего! — говорит мама.
— …в общем-то это скверная штука. А главное, что бесполезная. Толку от этого нету. Ну совершенно нет толку. Нисколечко… Трудно сказать, зачем я это делаю. Но я это делаю. И никому не советую…
— Да прекратите вы! — говорит мама.
— …ты, брат, не думай, что я несчастливый. Я, может быть, даже самый счастливый. Я видел свет, много разных людей, а теперь я здесь, с вами… Твой отец плавал на шхуне «Мария»… Это шхуна была, я вам скажу! Таких шхун поискать на свете! Твой отец там плавал юнгой. До великих событий. Потом эти события — он на коня. Командир эскадрона! Как в сказке!
— Замолчите вы! — кричит мама.
— Таких людей, — говорит Ливерпуль, — как твой отец, очень мало на свете.
— Что такое, — вдруг говорит Али, — шкала на Париже?
— О! Париж! — говорит Ливерпуль. — Я там не был…
— Почему шкала на Париже? — говорит дядя Али.
— О каком Париже вы говорите? — говорит мама.
— О самом французском, — говорит он.
— Ой, — кричит мама, — шкала на Париже! Приёмник совсем на другой волне!
Мой брат Боба куда-то исчез. Конечно же это его рук дело! Каждый крутит приёмник. Все ищут волну. Наконец-то! Мы слышим гром оркестра.
— Какая досада! — волнуется мама. — Володю уже объявили!
— Ура! — кричу я. — Ура!
— Уррра!! — кричат братья Измайловы.
— Какая досада, — говорит мама. — Как это можно! Ведь самое главное! — Маме обидно. Она ищет Бобу.
Боба лежит под кроватью. Он чувствует что-то неладное.
— А ну выходи! — кричит мама. — Сейчас же!
Он не думает вылезать.
— Я жду! — кричит мама. — Давай вылезай!
— Оставьте его, — говорит Ливерпуль.
— Я ему покажу! — кричит мама. — Ведь он ненормальный!
— Я спрошу его, — говорит Ливерпуль. Он подходит к кровати и спрашивает: — Ты варёные калоши не ел?
— Не ел… — отвечает Боба.
— Тарелки в суп не крошил?
— Не крошил…
— Затылком ничего не видел?
— Ничего не видел…
— Какой же он ненормальный?! Вы слышите? Дай ему Бог здоровья!
— Ливерпуль, Ливерпуль, — говорит мама, — вы мне ребёнка калечите.
Братья Измайловы поют песни. Под мощный гром оркестра.
6. Воскресенье
В стену к нам постучали Измайловы. Мы всегда стучим к ним, а они стучат к нам. Это наша связь.
Я бегу к ним узнать, в чём дело.
Рамис, Рафис, Расим, Раис — в белых рубашках, в панамках и в синих сандалиях. Дядя Али говорит:
— Как Володя? Не хочет ли он прогуляться с детьми? Такой вечер! Вот мы все готовы.
Мой папа спал. Но он встал сейчас же.
— Да, да, да! — сказал он. — Немедленно! Мы идём прогуляться!
Это так неожиданно!
Я ищу свой костюмчик. Мой брат Боба плачет. Он сам не может одеться.
— В чём дело? — говорит мама.
— Скорей, — говорит папа, — вечер чудесный, Али ждёт нас, дети ждут, я пойду умоюсь…
Мой папа идёт умываться.
— Я не пойму, — говорит мама, — он же спал…
Папа мой одевается. Я одеваю Бобу.
— Сумасшедшие! — говорит мама.
Вот и тётя Фатьма. Она нас торопит. У них разговоры с мамой. Им гулять некогда. Им нужно поговорить. Все кругом мешают. Всегда не дают разговаривать.