Голос Лилли оборвался, и она решила найти одеяло и провести остаток этой ночи у постели Боба в ожидании рассвета судьбоносного дня.
Глава семнадцатая
На следующее утро Губернатор рано приступил к последним приготовлениям к большому представлению. Он поднялся еще до рассвета, быстро оделся, сделал кофе и покормил Пенни остатками человеческих органов. К семи утра он уже вышел на улицу, направляясь в квартиру Гейба. Соляная команда уже была на ногах и работала на тротуарах, а погода была на удивление тихой, учитывая события прошлой недели. Температура поднялась чуть выше пятидесяти, небо посветлело, возможно даже стабилизировалось, и теперь было затянуто бледно-серыми, цементного цвета облаками. Ветра утром почти не было, и расцветающий день представлялся Губернатору идеальным для устройства нового, усовершенствованного боя гладиаторов.
Гейб и Брюс руководили перемещением зомби, которых держали в заточении в подвальных помещениях гоночного трека. Понадобилось несколько часов, чтобы привести этих тварей наверх, в подсобные комнаты арены, и не только потому, что ходячие были неуправляемыми чудовищами, но и потому, что Губернатор настаивал на полной секретности. Открытие «Арены смерти» невероятно возбуждало инстинкты шоумена, таившиеся в Губернаторе, и он хотел, чтобы откровения этого вечера ослепили зрителей. Большую часть этого дня он провел на треке, проверяя и перепроверяя занавес, систему громкоговорителей, музыкальные сигналы, свет, ворота, замки, безопасность и – последними по очереди, но не последними по значению – участников состязаний.
Двое оставшихся в живых гвардейцев, Зори и Мэннинг, все еще прозябали в подвальной камере, лишившись практически всей своей жировой и мускульной ткани. Они несколько месяцев существовали на объедках, залежалых крекерах и воде, круглыми сутками прикованные к стене, и теперь напоминали скелеты с жалкими остатками разума. Единственным, что сохранилось в них, была военная подготовка, а также ярость, которая за долгие недели их мучительного заточения усилилась и углубилась, превратив их в большеглазых призраков, жаждавших мщения.
Другими словами, если уж они не могли вцепиться в глотку своих тюремщиков, они с радостью готовы были сцепиться друг с другом.
Гвардейцы были финальным кусочком мозаики, и Губернатор ждал до последнего, чтобы переместить их наверх. Гейб и Брюс привлекли троих из своих самых крепких рабочих и отправили их в камеру ввести узникам теопентал натрия, чтобы смягчить их для перехода. Идти было недалеко. Шеи, рты, запястья и лодыжки гвардейцев были стянуты кожаными ремнями, за которые их и тащили на уровень арены по нескольким пролетам железной лестницы.
Когда-то любители гонок бродили по этим бетонным коридорам и покупали футболки, корн-доги, пиво и сахарную вату. Теперь тоннели были постоянно темны, заколочены и закрыты на замки и использовались как временный склад для всего: от топливных канистр до запечатанных картонных коробок с ценностями, снятыми с мертвецов.
К половине седьмого вечера все было готово. Губернатор приказал Гейбу и Брюсу занять позиции на противоположных концах арены, внутри ведущих к выходам тоннелей, чтобы они могли перехватить непредсказуемых бойцов – или отбившихся от рук зомби, если придется, – при попытке сбежать. Довольный всеми приготовлениями, Губернатор отправился домой, чтобы переодеться к представлению. Он оделся во все черное: черный кожаный жилет, кожаные штаны, кожаные мотоциклетные ботинки – и завязал свой хвост кожаным шнурком. Он чувствовал себя рок-звездой. Последним штрихом его ансамбля стал фирменный плащ.