Агамемнон протянул украшенный орнаментом и гравировкой меч воину, чтобы тот его почистил, потом вернул клинок в ножны, чувствуя себя в более приподнятом настроении, чем за многие дни. Он прошагал между передними копытами лошади и вошел в храм.

Там было холодно и очень темно. Единственное, что сперва увидел Агамемнон, — это яркие лучи дневного света, вертикально падающие с крыши. Он помедлил, чтобы дать своим телохранителям время развернуться перед ним. Здесь жили только женщины, но Агамемнона раздражали странности этого острова.

— Мой царь!

Воин указал мечом на мрачный угол, где лежала на покрытом тюфяке темноволосая молодая женщина. Она тихо напевала себе под нос с закрытыми глазами.

Не открывая глаз, женщина крикнула:

— Огонь в небе, и гора воды касается облаков! Берегись Великого Коня, царь Агамемнон!

Эти слова пробудили ускользающее воспоминание Агамемнона.

Девушка села и повернулась к ним, спустив ноги с тюфяка, как ребенок. Агамемнон подумал, что она уродлива — грязна и худа, как клинок.

— Слова пророчества, царь! — сказала она ему. — Слова пророчества! Но ты не слушал тогда и не будешь слушать меня теперь.

Агамемнон понял, что безумная девушка повторяет слова оракула Пещеры Крыльев. Откуда она знает? Агамемнон был единственным оставшимся в живых человеком, слышавшим это пророчество.

Девушка склонила голову к плечу и нахмурилась.

— Ты убил Ифигению, — печально сказала она. — Я этого не предвидела. Бедная Ифигения!

Агамемнон услышал, как кто-то ахнул; повернувшись, он увидел, что Менелай поспешил прочь из храма. «Итак, та старая карга была нашей сестрой, — подумал он. — Я бы никогда не смог с ней поладить».

— Ты осквернил храм своими яркими доспехами и острыми мечами, — сказала Кассандра. — Ты убил девственницу храма.

Агамемнон фыркнул.

— И теперь полубог меня съест? — пренебрежительно спросил он.

Кассандра подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

— Да, — просто ответила она. — Что-то поднимется.

Агамемнон почувствовал, как по спине его пробежал холодок, и понял, что земля теперь непрерывно дрожит, издавая низкий звук, от которого ломило зубы. Резкая боль кольнула его за глазами.

— Поднимите ее! — приказал он, снова обнажая меч.

Два воина схватили Кассандру за руки и подняли. Она болталась между ними, как кукла, пальцами ног едва касаясь земли. Микенский царь приставил кончик меча к ее животу, но лезвие как будто задрожало и согнулось прямо у него на глазах, словно клинок сунули в топку. Агамемнон заморгал, и меч опять сделался прежним. Царь вытер с глаз пепел и грязь.

— Где Геликаон? — спросил он, и с облегчением услышал, что голос его звучит твердо.

— Я бы предложила тебе целый лес правды, но ты желаешь говорить об одном-единственном листике, — произнесла Кассандра. — Геликаон далеко.

Взгляд ее обратился куда-то внутрь, и она нахмурилась.

— Торопись, Геликаон. Ты должен торопиться!

— Он отправляется на Итаку?

Кассандра покачала головой.

— Геликаон никогда больше не увидит Итаки.

— А сокровища Приама, девчонка? Сокровища у него?

— Нет никаких сокровищ, царь. Все они потрачены давным-давно. На острые мечи и сияющие доспехи. Полит рассказал мне. Я видела его вместе с его женой. Они очень счастливы. Остались только три медных кольца, — сказала Кассандра. — Цена шлюхи.