Потом началась война в горах. Пополнив свой отряд наемниками, Ахмед стал совершать дерзкие налеты на блокпосты и устраивать засады на автоколонны.

Самой крупной операцией отряда Пуштуна был штурм Грозного летом девяносто шестого. Основная масса федеральных войск покинула столицу, в городе осталась только охрана нескольких комендатур и административных зданий. Это был реальный шанс показать всему миру, что чеченские повстанцы все еще живы и представляют реальную силу. В Грозный они вошли одновременно с нескольких направлений. Отряду Пуштуна досталось здание Координационного центра. И снова пришлось схлестнуться со спецназом внутренних войск, на этот раз это были бойцы отряда «Русь».

Несмотря на значительное численное превосходство моджахедов и внезапность нападения, за четыре дня выбить спецназовцев из здания так и не удалось. «Русичей» не сломил ни шквальный огонь, ни яростные атаки боевиков, ни угрозы, ни посулы…

Легкой победы у повстанцев не получилось. Придя в город, они завязли в уличных боях. А через десять дней стало известно, что федералы замкнули кольцо армейскими подразделениями и готовились начать полномасштабную зачистку. Крупнейшую в истории этой войны, после которой не останется следа ни от моджахедов, ни от их полевых командиров.

Тогда Ахмед Касимов испытал тот же страх, что когда-то поселился в его сердце в тюремном вагоне, доставившем зэка за Полярный круг. Смерть снова дохнула ему в лицо.

Грохот сотен танков и боевых машин, все время висевший над долиной, буквально разбивал психику и крушил волю самых отчаянных вайнахских бойцов. В любую минуту всеобщая паника, как хлынувшая через плотину вода, могла уничтожить остатки боевого духа повстанцев.

Невозмутимыми оставались лишь афганские басмачи. Дети гор, которые еще каких-то пятнадцать лет назад жили в феодальном средневековье, относились к смерти как к неизбежности, лишь бормоча угрюмо: «Мактуб», что обозначало дословно «Так прописано», имя в виду книгу Судеб, где Аллах записывает долю каждого смертного. Это фанатичное спокойствие отчасти придавало силы и самому Пуштуну, и его терпение было вознаграждено.

Когда Аслан Ушастый с белым лоскутом пошел к федералам обговаривать условия безоговорочной капитуляции, там появился какой-то борзый московский генерал. Взяв на себя командование объединенной группировкой, заявил, что Кремль готов на все условия мирного договора с повстанцами.

Мактуб – действительно так прописано, или, вернее сказать, такой поворот можно было назвать прописанным Всевышним? Хасавюртовский мирный договор облил помоями позора федеральную армию и окружил золотым ореолом боевиков. Как мухи на дерьмо, со всего мира в Ичкерию стали слетаться журналисты всяких там Би-би-си, а какие-то Асланы, Шамили и Салманы, как мартовские коты на солнышке, восторженно жмурясь от ярких вспышек фотоаппаратов, грелись в лучах самобытной славы.

Ахмед также был не против дать пару-тройку интервью заокеанским репортерам.

– Зачем? – Пуштун неожиданно услышал вопрос от немолодого худощавого мужчины, который, как черт из табакерки, всегда появлялся за его спиной еще со времен учебного лагеря в Пакистане.