– Маша, послушай…

– Пусти немедленно и убирайся!!! Нет? Тогда я сама уйду. Видеть тебя и жить так я больше не могу! И не хочу.

Она с силой вырвала свою руку и направилась к дверям. На пороге Маша обернулась и отчеканила:

– Ты – мой муж, это тот факт, от которого мне некуда деваться. Нас объединяют дети и корона. Я буду исполнять свой долг перед Империей. Но любить тебя я не обязана. И я шага не сделаю в нашу бывшую квартиру. Живи там сам, играй в свои шахматы сам с собой. Уходи и больше не приходи! Между нами всё кончено!

Дверь закрылась.

Вот так вот…

Объяснились.

Потирая пылающую щеку, присаживаюсь на диван. Маша спит на нём вот уже четыре ночи. А я на своём. Пять. Пять ночей.

Вот уже четыре дня наша квартира пуста. Без Маши я туда заходить не хочу, а она, похоже, окончательно переселилась на детскую половину.

Господи! Какой же я дурак!

Какой я дурак…

Сжимаю голову ладонями. Тихий и безнадежный стон.

Идиот.

Выхода из положения я решительно не видел. Если Маше сделать больно, если её унизить, то она этого никогда не забудет и никогда не простит. Никому. Даже мне.

Тем более мне.

Потому что в её глазах я совершил предательство. А это не прощается.

Тут Виктор прав. А я – дурак.

Вот так семьи и распадаются. Именно так.

Больше не слышно её прикольных словечек. Больше не носит она «василевсы» и солнцезащитные очки. Больше не ходит в тир. Больше…

Впрочем, проще сказать, чего стало меньше.

Всего. Любви в первую очередь.

Она словно старалась отстраниться и выбросить из своей жизни всё, что связанно со мной.

Это стала чужая Маша. Совершенно чужая. Словно выгорело у неё всё внутри. Ушло из души вместе с рыданиями.

Что ж, Виктор, я и тут облажался. Не помогли мне твои советы. А может, я их просто плохо слушал. Да, уж…

И что теперь?

Официальный развод нам, разумеется, не грозит, но такая семейная жизнь сродни отношениям коллег по работе. Бывших мужа и жены, вынужденных работать вместе на одной фирме и дальше. Холодно призирающих друг друга при этом.

Семью я, фактически, уже потерял.

Молодец. Мо-ло-дец…

Щека горела. Нечего было и думать в таком виде идти по дворцу. Блин, опять я думаю о том, что будут шушукаться. Права Маша, совсем я с этой короной перестаю быть человеком…

В дверь коротко постучали.

От нехорошего предчувствия ёкнуло сердце. С чего бы стучали СЮДА?

– Да!

На пороге появилась баронесса Улезко-Строганова. Её губы были поджаты в гримасе крайнего неодобрения.

– Говорите, Клавдия Петровна. Что-то случилось?

Та кивает.

– Случилось. Государь, прошу меня простить, но меня крайне беспокоит ваша с Государыней размолвка.

Раздражённо отвечаю:

– Вам-то что за дело?

Но та была неумолима и решительно заговорила:

– Государыня в последние дни много плачет и, вообще, находится на грани нервного срыва. В таких условиях возможен выкидыш, и я настоятельно требую…

Я вскочил на ноги.

– Что?!!

Баронесса удивленно посмотрела на меня.

– А Государыня вам не сказала? Что ж, это многое объясняет. Да, она беременна, и поэтому я настоятельно…

Я пулей выскочил из комнаты.

Машу я нашёл в её кабинете. Она стояла, глядя в окно и даже не сделала попытки обернуться.