Вот над водой склонилась девушка, набрала в кувшин воды. Поставила кувшин на голову и побрела назад, к оазису. В воротах — я сидел всего в нескольких метрах от них — девушка внезапно обернулась, и наши глаза встретились.

Человек вроде бы видит далеко окрест. Но бывают мгновения, когда от одного взгляда мир вдруг ширится, становится вдвое, втрое, вдесятеро больше того, каким был только что. Перед тобой словно раскрываются пять новых материков.

Девушка оборотилась — и превратилась в женщину.

Превращение случилось в тот самый миг, когда ее взгляд встретился с моим, а губы раздвинулись, обнажив белые зубы и красный кончик языка.

Я испытал внутренний толчок. Земля вдруг заходила ходуном, ноги утратили опору, я потерял ощущение верха и низа. На меня снизошло внезапное озарение.

Она стояла на границе света и тьмы, там, куда дотягивались лучи восходящего солнца. Взметнувшийся из-под босых ног мелкий песок осел. Одной рукой девушка придерживала кувшин, отчего стан ее изогнулся дугой, образуя красивейшую, доселе неизвестную геометрическую фигуру.

Непонятно почему я еще раньше выложил на песок три яйца, которые Мария сунула мне в дар.

Теперь я взял одно из них, очистил, надкусил и, поднявшись, двинулся по направлению к девушке.

— Как тебя кличут? — вполголоса спросил я, чтобы меня не услышали стиравшие женщины.

— Амхара, дочь Гидеония-мельника.

Я протянул ей яйцо. Когда она брала его, наши пальцы на миг встретились. Она тоже откусила от яйца… и вернула его мне.

Затем пустилась бежать. Но не в город, а прочь от него, в рощу.

Прихватив яйца, я пошел следом. Девушка пряталась за деревьями, выглядывала из-за стволов. Она более не улыбалась, и ее взгляд тяготил меня, придавливал к земле, точно мешок с каменьями… я едва волочил ноги. Стоило мне хоть чуть-чуть нагнать ее, как она перебегала к следующему дереву. В отличие от меня она хорошо знала местность и легко находила броды в оросительных каналах, я же не замечал их и вынужден был идти дальше, преодолевая большие расстояния. Зачастую нас разделяли лишь канал и высокая насыпь, тем не менее я всегда оказывался на другой стороне от девушки. Я чуть не плакал от неимоверной тяжести ее взглядов.

— Меня зовут Иисус, — заплетающимся языком выговорил я.

Она не отвечала. Просто стояла по ту сторону канала. Но вот она села на берегу, и я последовал ее примеру. День явно не предназначался для слов, это был день землетрясений, день, когда произошло нечто из ряда вон выходящее, когда в мире установился новый порядок. Мы завели безмолвную беседу.

— Я люблю тебя, Амхара, — почти беззвучно сказал я.

— Я люблю тебя, Иисус, — беззвучно сказала она.

Слышалось лишь наше частое дыханье да шелест пальмовых листьев на утреннем ветерке.

— Я направляюсь в Кумран, — без слов сказал я. — Через час меня тут уже не будет.

— Я знаю, потому и расстроилась, — сказала она.

Безмолвная беседа обрела страстность:

— Но мы никогда не забудем друг друга!