Новгородский кремль

Хоть с появлением централизованного государства население городов начало увеличиваться, подавляющую массу народа составляли сельские жители. Их называли «сиротами», что красноречиво описывает качество жизни главного русского сословия. Монастыри, владевшие земельными угодьями и селившие там землепашцев, именовали их просто «христианами». Примерно с конца XIV века это название – хрестьяне, затем крестьяне – распространилось на всех деревенских обитателей.

Некоторые крестьяне владели собственной землей, другие получали ее в аренду – таких было намного больше. Первые платили подати только великому князю, вторые – еще и владельцу земли (боярину, помещику или монастырю). Кроме того, арендаторы должны были исполнять трудовую повинность – барщину.

При этом крестьяне оставались лично свободными – за исключением холопов: это были неисправные должники или те, кто добровольно продался землевладельцу, а также их потомство.

Личная свобода означала, что крестьянин может переселиться на другое место. Кроме того, даже если земля не была его собственностью, крестьянина нельзя было с нее согнать – пока он выполнял установленные обязательства, то есть платил оброк и отрабатывал барщину.

Но с середины пятнадцатого века, когда централизующееся государство стало ограничивать права всех сословий, начиная с высшего, эта генеральная тенденция затрагивает и основной класс русского населения: появляются первые признаки закрепощения, то есть прикрепления крестьян к месту жительства. Сильной власти были ни к чему как вольно отъезжающие бояре, так и блуждающие крестьяне.

Раньше право передвижения арендатора ограничивалось лишь долговыми обязательствами перед землевладельцем. Расплатившись, крестьянин мог отправляться на все четыре стороны.

Потом появилась особая пошлина – пожилое, нечто вроде компенсации за потерю рабочих рук или благодарности за временное пользование участком, причем эта плата могла быть значительной.

Чтобы крестьянин не уходил до сбора урожая, бросая барщину и тем самым причиняя ущерб хозяину, право ухода вскоре ограничат коротким периодом после окончания осенних работ: две недели до Юрьева дня (26 ноября) и неделя после.

Таким образом, арендаторы фактически являлись людьми вольными всего три недели в году. Но и тот, кто владел собственной землей, сам себе не принадлежал – он назывался «человеком великого князя». Согласно монгольской традиции, перенятой Москвой, все жители страны считались слугами государя, и по-настоящему свободен был только один человек – самодержец.

В суровую эпоху всеобщей несвободы, бесправия, татарских набегов и беспрестанных междоусобиц не могли не ожесточиться нравы.

Если раньше, по «Русской правде», на Руси не существовало смертной казни даже за тяжкие преступления, то теперь умеренность прежних правил общежития стала анахронизмом, непозволительной роскошью.

Долгое время законов вообще не было, вернее властвовал лишь один закон: кто сильнее, тот и прав. С. Соловьев пишет: «от времен Василия Ярославича [сына Невского] до Иоанна Калиты отечество наше походило более на темный лес, нежели на государство». Жизнь хоть по каким-то правилам возобновляется лишь с правления рачительного Ивана Даниловича. Москва потому и стала центром собирания русских земель, что воспринималась как зона относительного порядка.