Он помнил. И помнил, как все время тянулся к ней, как распалялся изнутри от оглушающего, дурманящего запаха ее крови. Как потом превратился в беспощадную тварь, которая разделала Неназванного, словно соломенное чучело. И как потом пришел в себя только потому, что в сознание колотилось ее испуганное: «Пожалуйста, Клыкастый, вернись ко мне, потому что мне очень страшно».
— А-а-а-а, вижу, это случилось снова. — В глазах Вандрика полыхнуло алчное любопытство безумного гения. — И как ощущения?
— Зачем ты ее сделал? — Крэйл дал себе обещание игнорировать вопросы, которые уводили разговор от главной темы. — Чтобы превратить меня в чудовище?
— Чтобы спасти жизнь своему лучшему творению, — переиначил его слова Вандрик. — Чтобы вдохнуть жизнь в то, что по какому-то дурацкому стечению обстоятельств отказывалось существовать самостоятельно. Ты засыхал буквально на глазах, и я не мог позволить погрешности в твоем генетическом коде встать на пути возмездия.
— Ты безумен.
— Не более, чем любой другой проклятокровный, которому надоело прогибаться под правила небеснорожденных засранцев и раз за разом позволять Лиге класть на наши права.
Вандрик наконец перестал изображать расслабленного циника. Он вскочил с места, прошелся взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, а потом остановился и указал пальцем в лицо Крэйлу.
— Откуда же мне было знать, что в итоге корм превратиться в настоящее сокровище. — Он выглядел искренне раздосадованным на то, что вовремя не распознал очевидное, не увидел правду, которая все время была перед самым носом. — Первая, вторая, пятая, десятая… Они были недостаточно хороши… У каждой был изъян. Ничья кровь не могла стать для тебя живой водой. А потом поганец Миле заявился ко мне с этой девочкой. Ее волосы, глаза, запах ее крови…
Вандрик словно перенесся во времени, прикрыл веки, предаваясь сладким воспоминаниям. Крэйл со злостью разрушил их резким:
— Значит, Мар — просто кровь для меня? Ничего больше? Ты выращивал всех их, как какой-то скот? — От одной этой мысли во рту появился вкус пепла.
— Знаешь, в чем прелесть науки, Крэйл? — Вандрик вскинул палец. — В том, что самые великие открытия были сделаны совершенно случайно. Мне и в голову не могло прийти, что, выращивая для сына пакетик с кровью, я возрожу частицу первозданного Хаоса.
— Правда, — запал Вандрика заметно стух, — Тринадцатая обвела меня вокруг пальца, как мальчишку. Наверное, поэтому я всегда относился к ней с таким трепетом и любовью.
Крэйл скрипнул зубами. Слишком громко, чтобы это не укрылось от Вандрика. Шаэдис-старший от души расхохотался и замахал руками.
— Я люблю ее лишь как Создатель любит свое идеальное Творение. Надеюсь, она не сделает никаких тупостей, и мне не придется делать то, чего делать бы не хотелось.
— О каких тупостях идет речь? — насторожился Крэйл. Сердце глухо колотилось в груди, выстукивая тревожный ритм. — Что такое она может сделать?
— Вернуться домой, например.
— В твою лабораторию?
— Что?! Нет. Конечно, нет. Хаос — вот ее истинная обитель. И если Тринадцатая вернется туда, то, боюсь, закончит последний этап своей трансформации. Она же все время перерождается, совершенствуется, улучшает сама себя. Идеальное создание, приспособленное выживать в любых условиях, умеющее впитывать лучшее и отсекать лишнее, бесполезное. Темные, если бы я не был так слеп, то даже маленькая ее частичка мота бы сделать проклятокровных хозяевами Мироздания.