Эмма укрылась за колоннадой низкой террасы, вошла в ведущий через скрипторий проход. Она знала здесь каждую пядь и, пользуясь общей суматохой, без задержек прошла до епископских покоев. Сердце гулко билось в груди. Ролло был где-то здесь, и она могла встретиться с ним в любой миг. Она была столь взволнована, что не заметила вышедшего из боковой двери приора Гунхарда и едва не налетела на него.

— Что это ты делаешь здесь, женщина? И кто тебя впустил?

Он так резко развернул ее к себе, что капюшон слетел с ее головы, и Гунхард, узнав ее, попятился, крестясь, словно встретился с выходцем с того света.

— О боже правый! Птичка! Ты? Здесь?

— Мне нужно увидеть Ролло. Пропусти меня, Гунхард.

Он наконец смог опомниться, но едва Эмма хотела пройти мимо, схватил за руку и с неожиданной силой затолкнул в ближайшее книгохранилище. Она и опомниться не успела, как он уже опускал засов с внешней стороны двери. Она оказалась запертой.

В первый миг Эмма даже растерялась. Но потом ее обуяла ярость. Быть здесь, так близко от Ролло и вновь угодить в ловушку!..

— Выпусти меня, Гунхард! — колотила она кулаками в дверь. — Выпусти меня, иначе, клянусь крестом на Голгофе, я подниму такой шум, что все ваши монахи сбегутся на мой крик.

Она билась изо всех сил, кричала. Тщетно — в ответ лишь тишина. Она огляделась, ища, как бы выбраться. Пюпитры, стеллажи со свитками рукописей, огромные фолианты на широком столе посредине, бумаги и восковые таблички для писания. Свет проникал в небольшое окошко под сводом.

Схватив деревянную стремянку, Эмма подтащила ее к нему и, забравшись наверх, выбила подсвечником стекла в переплете решетки, стала громко кричать, звать Ролло. Невозможно, чтобы ее не услыхали, не заметили. Она была на грани нервного срыва и могла учинить все, что угодно. Так кричала, что не сразу услышала звук отворяемого засова, скрип дверных петель.

— Эмма!

Оглянувшись, она увидела епископа Франкона! Он был уже в парадном облачении, золотое шитье его верхней ризы светилось в полумраке.

— О, преподобный отче…

Она спрыгнула со стремянки, кинулась к нему.

— Ваше преосвященство, ради Христа, принявшего муки за всех нас, прошу, позвольте мне встретиться с Ролло.

— Нет!

Франкон был очень взволнован, бледен, но держался с хладнокровным спокойствием. Поднял ладонь, останавливая Эмму.

— Зачем ты явилась сюда?

Она опешила.

— Вам ли не знать? Я вернулась домой, к Ролло. Он мой муж и…

— Он никогда не был твоим мужем, а теперь, когда он отрекся от своих языческих обычаев, ты в его глазах значишь не более чем вчерашний день.

Эмма глядела на епископа широко открытыми глазами.

— Отче Франкон, как вы можете говорить так? Вы ведь всегда были моим другом, и я знаю, чем обязана вам — вы сохранили Гийома для Ролло. Я благодарна вам за это, хотя мне и ведомо, что вы были в курсе готовящегося моего похищения. Но вы всегда были добрым советником для Ролло, и в том, что Ролло готов наконец-то стать христианином, есть немалая доля и ваших заслуг. Но разве вы можете так легко переступить через мою судьбу? Вы знали меня с первых дней пребывания в Руане, вы видели, сколько я сделала, чтобы добиться мира в душе Ролло, и неужели вы не поможете мне в трудную минуту?