— Тебе просто не терпится выслужиться перед королем, чтобы сохранить за собой графство!

Херлауг вздохнул, откинул со зрячего глаза отросшие, свисавшие космами волосы. Он был лишь немногим старше Эммы, но седина в его волосах, зрелый взгляд, отросшая за время плена борода делали его значительно старше. Да и в голосе его была спокойная мудрость пожившего человека.

Он не стал разуверять Эмму, что желал бы оставить за собой титул сеньора Санлисского. Но главное то, что он сказал вначале, — вдвоем (одноглазый воин и его спутник, который, как ни старается, едва может скрыть свою женственность в манерах и облике) они будут привлекать к себе внимание, и все их шансы прорваться в Нормандию столь же велики, как у тролля, пытавшегося воевать с солнцем.[47]

— Но мне не нужно к королю, — сердилась Эмма. — Мне нужно только к Ролло. А король Карл теперь, когда его дочь — невеста Ролло, может поступить, как и Робертин, то есть попросту упрятать в монастырь. И ты поступишь неблагодарно, если не поможешь мне, когда я помогла тебе!

Теперь она говорила ему в лицо все, без прикрас. Но Херлауг не обиделся.

— Эмма, я ничего не забыл. И знаю, что твой должник. Поэтому я собирался, едва верну свое положение, сам отправить тебя в Нормандию. Мои люди будут оберегать тебя в пути, и никто не посмеет остановить тебя. А когда мы прибудем ко двору… Что ж, королю Карлу и необязательно знать, что ты со мной.

Она прикрыла глаза. Согласно кивнула. Что ж, это, пожалуй, наилучший для нее выход.

Они опять тронулись в путь. Ехали только ночью, день же пережидали то в хижине стеклодувов, то в заброшенном пастушьем шалаше. Пару раз заночевали под открытым небом. Херлауг заботился о ней как мог. Однажды они попросили ночлега в придорожном монастыре, и Херлауг даже принес ей теплой воды, а сам ненадолго вышел.

Теперь они выдавали себя за мелита, ищущего заработка мечом, и его ученика. Херлауг расспросил дальнейшую дорогу, а когда вернулся в сарай, в котором они остались ночевать, Эмма уже спала и ее рыжие волосы блестящей массой стелились по сухому сену. Херлауг поспешил прикрыть дверь.

Монахи не должны знать, что один из проезжих воинов — женщина. Это всегда вызывает подозрение. Им с Эммой и так приходилось петлять по проселочным дорогам, чтобы не встречаться со сборщиками дорожных пошлин и конными разъездами герцога Роберта.

Херлауг видел, что Эмма очень устает от этих конных переездов. И в то же время они не могли ехать так скоро, как хотелось бы викингу. Эмма сама торопила Херлауга, но первая же выбивалась из сил. И сейчас, глядя, как она спит, Херлауг бережно укрыл ее своим плащом. Вспомнил, как был влюблен в нее, как она — нарядная и прекрасная — выходила навстречу, когда они приезжали с Атли в аббатство Святого Мартина в Руане.

Тогда он был рад, что у Атли такая красивая невеста, хотя и сам не мог отвести от нее глаз. Эмма всегда была так мила с ним в обращении, однако так же нежно она обращалась бы со своей кошкой или конем. Херлауг понимал, что немного значит в ее глазах. И его влюбленность перешла в спокойное благородное почитание Эммы Птички.