— Пусть займет очередь и ждет. — Марино возвращается к своему привычному жаргону и раскуривает сигарету. Я открываю входную дверь, и в дом врывается ледяной вихрь, жжет щеки, щиплет глаза.

— Ты мой чемоданчик с инструментом захватил? — спрашиваю капитана.

— Уже в грузовичке, — говорит он снисходительным тоном мужа, которого жена послала сгонять за сумочкой.

— А Райтер зачем звонил? — интересуюсь я.

— Извращенцы, все бы им чужое белье поворошить, — бормочет он.

Марино припарковал свою махину на улице перед самым домом, две толстенные шины зажевали глубокие борозды на заснеженно-грязном от ног и колес газоне. Мы с Буфордом Райтером много лет вместе проработали, раскололи не одно преступление, и меня несколько задело, что он не спросил сам, можно ли приехать осмотреть дом. Не удосужился позвонить и хотя бы поинтересоваться моим самочувствием.

— Знаешь, народ так просто и тянет посмотреть твое жилище, — говорит Марино. — Вот и придумывают разные предлоги, чтобы к тебе заглянуть: один то хочет проверить, другой — это.

В туфли просачивается снежная жижа; осторожно выбирая дорогу, иду по дорожке к воротам.

— Ты не представляешь, как часто меня расспрашивают про твою крепость. Можно подумать, ты не патологоанатом, а леди Ди. А Райтеру обязательно надо во все нос сунуть! Этот проходимец всех тут замучил своей любознательностью.

Вдруг прямо перед носом вспыхнула целая череда ярких белых вспышек, и я опять чуть не поскользнулась. Выругалась вслух. Каким-то образом, в обход охраны на воротах, сюда пробрались фотографы. Вот уже трое торопятся ко мне, щелкая камерами, а я все никак не могу забраться в высокий салон мариновского пикапа, ведь действовать-то приходится одной рукой, тут уж не до проворства.

— Эй ты! — заорал мой спутник на ближайшую из нарушительниц частных владений. — Вот поганка! — Марино бросается вперед, чтобы загородить рукой объектив фотоаппарата, как вдруг журналистка тяжело плюхается на скользкий тротуар и неудачно роняет камеру.

— Гад! — орет она. — Урод недоделанный!

— Садись в машину! Быстро! — кричит мне Марино.

— Недоумок!

Сердце бешено заколотилось, готово вырваться из груди.

— Я на тебя в суд подам, ты у меня за это ответишь, придурок!

Опять вспышки, а я зажала дверью пальто, приходится его высвобождать. Марино бросает мои сумки на заднее сиденье, прыгает за руль, двигатель с ревом оживает. Фотограф, с которой у нас произошла стычка, пытается подняться на ноги, и мне приходит в голову, что неплохо бы поинтересоваться — вдруг пострадала?

— Надо посмотреть, как она, цела? — говорю я, выглядывая из бокового окна.

— Какое там! Забудь. — Пикап, вильнув, выходит на улицу и набирает ход.

— И кто это такие? — По жилам струится живой адреналин, перед глазами плывут синие круги.

— Поганцы, вот кто. — Марино хватает рацию. — Девятый, — объявляет он в эфире.

— Девятый, — слышится ответ диспетчера.

— Я не хочу, чтобы меня фотографировали, и мой дом... — повышаю голос. Я до последней клеточки возмущена несправедливостью происходящего.

— Говорит десять пять. Три двадцать, ответьте, попросите, пусть соединится по мобильному. — Марино прижимает к губам микрофон. Три двадцать тут же перезванивает: как большой жук, завибрировал телефон. Полицейский откидывает крышку и сообщает: — СМИ каким-то образом проникли на охраняемую территорию. Фотографы. Думаю, они припарковались где-то в Виндзор-фармс, прошлись пешком и перелезли через забор, там за охранным пунктом открытая травянистая зона. Направь кого-нибудь на предмет незаконной парковки, пусть отбуксируют. А будут еще шляться по частной собственности Скарпетты — арестовать. — Окончил разговор, захлопнул крышку телефона, будто он не Марино, а капитан Джеймс Кирк, который только что отдал приказ атаковать команде звездолета «Энтерпрайз».