Но голос его вдруг ослаб и задрожал. В нем звучали его истинные чувства, и Джереми сказал, задыхаясь:

– У меня была поганая жизнь.

Он вернулся в комнату, оставив французские окна открытыми, хотя было холодно и дождь усилился. В спальне он снял мокрые брюки и куртку, надел непривычную для него одежду: свитер и джинсы. Шел уже первый час. Пора выпить немного джина с тоником. Чуть побольше джина, кубик льда и ломтик лимона. Он как раз резал лимон, когда зазвонил телефон. Он не поранился только потому, что руки у него застыли в одном положении.

Отвечать или нет? Если он не ответит, они перезвонят позже. А могут позвонить Инес, и она скажет, что он дома. Лучше бы он не заходил в магазин, но уже поздно об этом думать. На девятом звонке он снял трубку и произнес: «Алло». На том конце отключились. Все стало ясно. Они сейчас придут. Если выедут немедленно, то возьмут его в течение нескольких минут. Нужно срочно решать, что делать. Решать, решать… Инес в магазине, и с ней этот дурак. Жаль, что азиатки нет, заболела или уволилась. Осталась одна женщина, которая и послужит его цели. Он взял пистолет и стал спускаться по лестнице. С каждым шагом Рахманинов звучал все громче. Она прибавила звук, вероятно, думая, что если он хлопнул дверью, значит, снова уходит. Придется ей помучиться.

Он забарабанил в дверь кулаками, догадываясь, что она подумает, будто он пришел жаловаться. Он еще раз постучал и пнул дверь ногой. Музыку сделали потише. Людмила ответила одним из своих самых неприятных картавых акцентов.

– Что случилось?

– Откройте, пожалуйста. Это Джереми Квик.

Она открыла дверь очень медленно, и он мгновенно сунул ногу внутрь и показал ей пистолет. Она поднесла одну руку к лицу, вздохнула и захныкала. Она была в розовом пеньюаре с рюшами и большим бантом на талии. Ее седеющие светлые волосы неопрятно собраны на макушке детской заколкой.

– Вперед, поднимайся наверх.

Людмила тряслась как осиновый лист. В таком состоянии и в домашних туфлях на платформе ей трудно было подниматься по лестнице. Джереми подталкивал ее сзади. Она спотыкалась и хныкала, но добралась, грохнувшись на пол через порог, когда он открыл дверь своей квартиры.

Он оставил ее на полу, подошел к одному из окон и выглянул наружу. Услышал сирену, но не смог определить, полицейскую или «скорой помощи». Безошибочно можно было отличить только блеяние пожарной машины, заканчивающееся предостерегающим воем. Он прислушался. Сирена стихла. Он повернулся, снова навел на Людмилу пистолет. Она поползла вперед и взобралась на кресло. В нем она почувствовала себя более уверенно.

– Можно сигарету? – спросила она.

– Бери. Но не забывай, что пистолет заряжен. Я воспользуюсь им, если понадобится. Моя жизнь мне уже безразлична, а твоя – тем более.

Он прикурил сигарету и протянул ей. Если бы он позволил ей воспользоваться собственной зажигалкой, то бог знает, что бы она сделала. Могла даже ковер поджечь. Она затянулась и поинтересовалась:

– Это зажигалка той девушки? Той, которая была задушена?

Ему захотелось улыбнуться, но мышцы лица не послушались.