— Ты чувствуешь это?

Идущий чуть впереди проводник отозвался:

— Да. Это твой кинжал?

— Нет, твой. Чуть выше твоей поясницы. Если я надавлю, ты умрешь или будешь парализован. Что будет хуже?

— Это, без сомнения, мудрая предосторожность осмотрительного человека, но в ней нет нужды. Тайна не всегда означает опасность.

— А вынутый из ножен кинжал не всегда идет в дело, — хоти такой поговорки в Киммерии нет. Ты можешь понять, что у меня нет причин доверять тебе.

—Да.

Они повернули за угол, и Конан щелчком отбросил в сторону абрикосовую косточку. Его провели в дверь. Короткая передняя заканчивалась целым рядом дверей и лестниц; проводник повел его наверх — в темноте. Конан незаметно вытер измазанную абрикосовым соком руку о плащ своего спутника. Они дошли до площадки, и проводник трижды постучал в дверь, одновременно просвистев три ноты. Дверь открылась изнутри, и Конан сузил глаза, защищаясь от яркого света. В комнате были две лампы, стол и три стула, вытертый овальный ковер работы жителей пустыни, кувшин и две глиняные кружки и всего один человек. Его одежда была такой же тусклой, как и у его посыльного, — красновато-желтого цвета. Проводник вошел. Конан последовал за ним. Ожидавший их человек закрыл дверь.

Конан услышал снаружи какой-то шорох и встретился глазами с хозяином комнаты.

— Дозорный, — сказал тот.; он был похож на торговца, и ему было уже за сорок. Конан кивнул.

— Я вооружен.

— Если только ты не собираешься совершить убийство, Конан из Киммерии, это не имеет значения.

Конан продолжал разглядывать своего собеседника. Его волосы отступали назад, обнажая высокий, блестящий, шишковатый лоб. Седина светилась в его бороде, словно иней. Его длинная туника — или короткая мантия — красновато-желтого цвета была окаймлена зеленой вышивкой, а окруженные множеством морщинок глаза казались прищуренными из-за набухших под ними сероватых мешков. Его нос был большим, но не крючковатым.

— Я должен доверять тебе, Конан из Киммерии. Надеюсь, что могу.

— Я слышу глупые слова, — сказал Конан, отступая от своего проводника, чтобы продемонстрировать длинный клинок, торчащий из его большого кулака. Справа от себя он заметил узкое окно; в комнате не было других окон или дверей, кроме той, через которую они вошли.

— Ты доверяешь? Это я действую доверчиво. Я пришел, не зная, как зовут вас обоих. Его собеседник улыбнулся.

— Хочешь вина?

— Нет. Я покинул уютную таверну и хорошее общество. Я собираюсь скоро вернуться, чтобы выпить со своей спутницей.

Двое замбулийцев обменялись взглядами.

— Ты откровенен.

— А ты нет. Я здесь. Говори.

— Тебе знакомо имя Балад, Конан?

— Твой проводник утверждал, что он ведет меня не к Баладу.

— Значит, ты о нем слышал.

— Ему бы хотелось быть ханом над Замбулой.

— Ты все так же откровенен.

— Ты все так же говоришь ненужные вещи.

— Мы не враги, Конан. У тебя нет причин для недружелюбия. Это все, что ты знаешь о Баладе?

— По всей видимости, я здесь, чтобы узнать больше. Говори.

— Ты будешь слушать речи о Баладе, о друг Актер-хана?

Конан пожал плечами.

— Осыпанный его милостями, а не друг. Актер-хан обязан мне. Я ничем не обязан ему. И вообще, его проклятый амулет дорого мне обошелся. Если я тебя выслушаю, это почти ничего не будет мне стоить и ничего не будет значить.