— Да, — сказал Иабиз и повернулся, чтобы отдать соответствующий приказ. Потом он заторопился вслед за Конаном и Испараной, которые продолжали идти, не останавливаясь.

— На тот случай, если тебя отпустят, когда мы все еще будем у хана, Иабиз, — сказал Конан, отвечая свирепым взглядом на взгляд какого-то сановника в шелковых одеждах, который, должно быть, весил не больше, чем лошадь, — потом я буду подыскивать себе таверну. Ты знаешь, что я начну с верблюжьих загонов в Бронзовом Квартале не позже, чем на закате.

— А если хан пожелает задержать тебя дольше? Конан с важным видом шагал вперед; какой-то человек в великолепных одеждах отступил в сторону.

— Не пожелает.

— Я…

— Покупателем буду я, — сказал киммериец. — Не так ли, Спарана?

— …Отродье изводящей верблюдов, пораженный гнилью в паху гадюки… да…. сын и наследник кхитайской рыжей дворовой суки…

— Я постараюсь быть там, — сказал Иабиз. — А что с ней такое, воин из Киммерии? Вы двое что, поссорились?

— Она безумно влюблена в меня и боится, что Актер-хан разлучит нас, чтобы добраться до ее прелестного ротика, — ответил Конан, и они вошли во дворец вместе с Испараной, которая все еще продолжала истощать свой запас ругательств.

Прежде всего Конан проверил, чем можно защищаться в просторном тронном зале Актер-хана и как из него можно выйти.

Его и Испарану провели через вход, закрывающийся двумя тяжелыми дверьми, которые, как заметил Конан, надежно запирались изнутри посредством огромного деревянного бруса, окованного железом и уравновешенного по оси, чтобы его было легче поднимать и опускать. В тридцати шагах слева выкрашенную в кремовый цвет стену прорезал высокий одиночный портал с обшитой панелями дверью. Такая же дверь нарушала однообразие стены в сорока шагах справа. Обе двери были закрыты, и других Конан не увидел.

Трон из фруктового дерева, с высокой спинкой и украшенной серебром резьбой, стоял на возвышении, примыкающем к стене напротив главного входа. Он стоял в центре этого возвышения, в двадцати шагах от Конана. Позади него стену прорезали четыре узкие высокие ниши, пропускающие в зал воздух и свет. Их глубина помогла Конану определить, насколько толстыми были внешние стены дворца. Каждое из этих окон, высотой по плечо человеку, было обрамлено желтыми занавесками, на которых был вышит червеобразный узор с цветками львиного зева в зеленых, алых и белых тонах. Под каждым таким окном-бойницей стоял большой горшок из неглазурованного камня, опоясанный медными обручами, и из него храбро торчало какое-то растение с восковыми на вид листьями. Эта длинная-длинная стена поддерживалась и оживлялась пятью полуколоннами, или пилястрами, с резными львиными головами и одним-единственным украшением.

Конан решил, что последнее служило не только для убранства зала. Всего в локте, или около того, слева от трона, который отстоял от стены примерно на такое же расстояние, в камень были вбиты два штыря. Каждый из них удерживал скобу, которая казалась золотой и была, скорее всего, изготовлена из менее благородного, но позолоченного металла. Скобы поддерживали — примерно в пяти футах над полом — изогнутые ножны, обвитые полосками серебра и красной кожи. Из ножен торчала украшенная самоцветами рукоять меча.