Могу сказать более определенно – ничего в жизни Евгений не боялся так, как этого своего счастливого состояния, и в то же время ничего не ждал с таким терпением, как опять же невыносимого своего счастья. Никакой оговорки, ребята, – счастье чаще всего такое же невыносимое, обессиливающее и точно так же может размазать вас по жизни, как и самое горькое горе.

Говорю это не потому, что мне так кажется, а потому, что знаю это по себе. Твердо знаю.

Ну да ладно, возвращаемся к Евгению, изнывающему от саднящей неопределенности. Еще вечером он почувствовал, что оно совсем близко, это состояние. Он всегда это чувствовал по каким-то неуловимым признакам – становился рассеянным, не все видел, что было перед глазами, не все слова, обращенные к нему, слышал, а если и отвечал, то невпопад, из чего можно было заключить, что тем словам, которые все-таки протискивались в его сознание, он придавал совершенно другое значение, да что там значение он просто слышал другие слова.

И близкие люди понимали – кажется, приближается. И многозначительно переглядывались.

В тот вечер ужинал Евгений без аппетита, односложно отвечал на вопросы жены, старательно улыбался, когда чувствовал, что кто-то рассказывает смешное. Потом, когда совсем уже стемнело, он вышел на крыльцо. Прямо над головой, как живые, мерцали звезды. Евгений не удержался и приветственно махнул им рукой. Звезды он видел, как из колодца, и потому они казались ему необыкновенно яркими, крупными, сочными. Стены этого колодца представляли собой многоэтажные дома, которые со всех сторон окружали его глинобитное жилье. Почти все окна в домах были темными, и только внимательно присмотревшись, можно было заметить в них слабое голубоватое свечение – в квартирах, забыв обо всем на свете, забыв друг о друге, смотрели телевизоры – взрыв в Израиле, наводнение в Мексике, землетрясение, естественно, в Японии.

Евгений долго сидел на крыльце, прислушиваясь к шелесту листвы, к ворчанию собаки в углу двора, к негромкому говору где-то в темноте. Чуть слышно пролетел самолет, время от времени мигая красным фонарем. Казалось, по земле неслышно прошел великан, где-то там, у самых звезд, иногда затягиваясь сигареткой. Вот она и вспыхивала красным незлобивым огнем.

Сзади подошла жена и села рядом.

– Что с тобой? – спросила она, чуть коснувшись плечом. – Ты сегодня какой-то не такой… Ты здоров?

– Вполне. Все в порядке. – Он похлопал ее ладонью по колену.

– Так и будешь сидеть?

– Подышать вышел.

– Пошли в дом… Уже поздно.

– Иди, я сейчас.

– Уже все легли, Женя.

– Иду, – сказал он, обернувшись. – Уже иду.

Когда жена открывала дверь, из дома брызнуло ярким светом, и снова наступила темнота.

Евгений волновался.

Он всегда волновался, когда чувствовал, что приближается ЭТО. И сейчас он уже знал, что ложиться спать нет никакого смысла, ОНО уже близко. ОНО уже совсем рядом и, кто знает, кто знает, может быть, сидит рядом с ним на крыльце невидимым сгустком темноты, остановившимся ветром, облачком неизвестной никому энергии…

Да, ОНО действительно здесь, рядом, на крыльце. Евгений почувствовал, как в душе его нарастает какой-то подъем, радость, счастье. Оно уже захлестывало его, как река в половодье, и в нем, в этом счастье, тонули мелкие обиды, которые совсем недавно так удручали, угнетали его, тонули маленькие, мелкие чувства вроде желания что-то купить, что-то кому-то доказать, ему вдруг на какое-то мгновение стало стыдно за свое стремление казаться выше кого-то, умнее, достойнее, получить большую зарплату, сэкономить на покупке ненужной вещи… Воспоминания обо всем этом были мучительны, но они тут же исчезли, развеялись.