– Зимнее Безмолвие, – пробормотал Кейс себе в колени, – Зимнее Безмолвие…

Становилось темнее, и теперь он дрожал уже не от горя, а от холода, и именно холод заставил его встать.

Колени и локти болели. Из носа текло; Кейс утер нос рукавом куртки, после чего обшарил один за другим ее пустые карманы.

– Господи, – сказал он, ссутулив плечи и пряча ладони под мышки в поисках тепла. – Господи.

Зубы у него начали стучать.

Прилив кончился, на берегу остались красивые песчаные волны, значительно более искусные и ровные, чем исполненные любым токийским роботом-садовником. Сделав несколько десятков шагов по направлению к городу, Кейс оглянулся и посмотрел назад, в сгущающуюся тьму. Его следы цепочкой змеились от места прибытия. До него и вокруг песок был гладким и ровным.

Кейс увидел свет, когда, по его мнению, прошел чуть больше километра. Он разговаривал с Рацем, и именно Рац обратил его внимание на свет, на далекое оранжево-красное свечение справа, в стороне от моря. Кейс знал, что Раца здесь нет, что бармен – плод его воображения, а не часть спектакля, который перед ним сейчас разыгрывали, но по большому счету это не имело значения. Кейс вызвал сюда Раца, чтобы хоть как-то собраться с мыслями и немного прийти в себя, но у Раца имелись собственные соображения относительно Кейса и того затруднительного положения, в котором он оказался.

– Ей-богу, дружище артист, ты меня удивляешь – какой длинный путь ты способен проделать, чтобы достичь наконец саморазрушения! А какие усилия ты к этому прилагаешь! В Ночном Городе все это у тебя уже было, под самым носом, протяни руку и бери! Темп жизни, чтобы заткнуть глотку голосу рассудка; выпивка, чтобы не сбавлять оборотов; Линда для сладкой печали и улица, чтобы не забывать, как крепко надо держать топор. Далеко же ты забрался, чтобы оказаться в точно таком же положении! А какие нелепые декорации… Почти игрушечный домик, висящий в космосе, герметически закрытые двери, антикварное барахло из Европы, мертвец, заключенный в маленькую шкатулку, колдовская утварь из Китая… – Рац усмехнулся, с трудом вытаскивая ноги из песка и едва поспевая за Кейсом – розовый манипулятор бармена самодовольно жужжал при каждом его шаге. Несмотря на темноту, Кейс почему-то видел зубы бармена из старой, почерневшей стали.

– Но, наверно, это стиль жизни всех артистов, или я ошибаюсь? Тебе до зарезу приспичило, чтобы тебе выстроили этот мир, этот пляж, это место. Приспичило умереть здесь.

Кейс остановился и повернулся лицом к шелесту прибоя и свисту поющего под ветром песка.

– Да, – сказал он. – Черт. Но мне казалось…

Кейс пошел на шум моря.

– Эй, артист, – закричал ему в спину Рац. – Свет. Видишь, вон там, свет. Туда. Туда иди…

Кейс снова остановился, пошатнулся и упал на колени в нескольких сантиметрах от ледяной воды.

– Рац? Свет? Рац?

Но темнота была кромешной, сплошной, и единственным звуком был шум прибоя. Кейс поднялся на ноги и попытался вернуться назад по собственным следам.

Прошло еще немного времени. Кейс по-прежнему шел по песку.

И вот он появился перед ним и становился все ярче с каждым его шагом. Свет. Прямоугольник. Дверь.