но потом я из лифта вылез и передумал. зашел в винную лавку. купил еще четыре бутылки вина, вернулся, снова проехал на лифте наверх. так же надежно и мощно. зашел к себе. Вики сидела на стуле и плакала.
— я вернулся к тебе, счастливица ты моя, — сказал я ей.
— сволочь, ты меня ударил. ТЫ МЕНЯ УДАРИЛ!
— хмм, — сказал я, открывая новую бутылку. — а еще будешь меня говном кормить, получишь больше.
— АГА! — завопила она. — МЕНЯ-ТО ТЫ УДАРИЛ, А МУЖИКУ ВРЕЗАТЬ КИШКА ТОНКА!
— НЕТ, БЛЯДЬ! — завопил я в ответ. — МУЖИКА Я БИТЬ НЕ СТАНУ! ТЫ ЧТО, ДУМАЕШЬ, Я СОВСЕМ СПЯТИЛ? ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ ЭТО?
она чуток угомонилась, и мы немного посидели, попили вино стаканами, портвейн.
потом она меня начала снова оскорблять — главным образом заявляла, что я дрочу, пока она спит.
даже если это правда — все равно ведь мое дело, прикинул я, а если нет, так она и ПОДАВНО рехнулась. она утверждала, что дрочу я в ванной, в чулане, в лифте, везде.
только вылезу из ванны, она тут же забегает:
— вот! Я ВИЖУ! ПОСМОТРИ, ВОТ ОНО!
— ты, ворона полоумная, это же просто грязь.
— нет, это МОЛОФЬЯ! это МОЛОФЬЯ!
или врывается, когда я моюсь под мышками или между ног, и говорит:
— видишь, видишь, ВИДИШЬ! ты это ДЕЛАЕШЬ!
— ЧТО делаю? мужику уже что, ЯЙЦА себе помыть нельзя? это МОИ яйца, черт бы тебя драл! мужику уже собственные яйца помыть нельзя?
— а что это за штука там торчит?
— мой левый указательный палец. а теперь ПОШЛА ОТСЮДА К ЕБЕНЕ МАТЕРИ!!!
или в постели, сплю себе крепко, вдруг эта рука хватается за мой аппарат с прибором, мужики, дрыхну себе посреди ночи, а тут эти НОГТИ!
— АХ-ХА! Я ТЕБЯ ПОЙМАЛА! Я ТЕБЯ ПОЙМАЛА!
— ворона ты полоумная, ЕЩЕ раз так сделаешь, и КЛЯНУСЬ, Я ТЕБЯ ПОРЕШУ!
— ПОЙМАЛА, ПОЙМАЛА, ПОЙМАЛА!
— да спи ты, ради бога…
так вот, в эту ночь, сидит она, значит, и орет, суходрочку на меня вешает. я сижу, пью себе спокойно вино, ничего не отрицаю. а она от этого еще туже заводится, злится.
и еще злее.
наконец ей уж совсем невтерпеж стало после всего этого базара про суходрочки, то есть что Я, дескать, дрочу, а сейчас сижу себе спокойно и ей улыбаюсь, и она вскочила и выбежала вон.
пусть идет. я сидел и пил себе вино. портвейн.
то же самое пойло.
и обдумывал, хмм, хмм, так-так…
затем очень лениво поднялся и съехал на лифте вниз. так же мощно. я не сердился. я был очень спокоен. та же самая война, делов-то.
я прошел по улице, но в ее любимый бар заходить не стал. к чему ту же игру повторять? ты — блядь; я пытался сделать из тебя женщину. хуйня. со временем мужик начинает глупо выглядеть. поэтому я зашел в другой бар и сел на табурет у двери. заказал себе выпить, отхлебнул, поставил стакан — и увидел ее. Вики, она сидела у другого конца стойки. почему-то выглядела до усрачки испуганной.
но я не стал на нее обрушиваться. сидел и смотрел, будто мы вовсе не знакомы.
потом я заметил рядом нечто в эдаких старорежимных лисьих мехах. голова мертвой лисицы свешивалась ей на грудь и смотрела на меня. и грудь на меня смотрела.
— похоже, твоей лисичке нужно выпить, милашка, — сказал я.
— она сдохла; ей не нужно выпить, выпить нужно мне, а то и я сдохну.