— Это — литература, которая нас познакомила, — поправляет Даня. Потом трогает пальцами бусину в форме студенческой шапочки. — Это за твое терпение, что не выгнала меня из дома, пока я не сдал все экзамены.

— Ты был очень милым, когда волновался, — чмокаю его в небритую щеку. Он будет так ходить еще пару дней, пока я, после недельной разлуки, вдоволь не натру щеки его щетиной. Теперь это отдельная степень моего наслаждения этим мужчиной.

— Это — мое сердце. — Даня трогает пальцами усыпанное красными камешками простое сердечко. — Спасибо, что хранишь его, Колючка.

Я уже реву.

Только Ленский может быть таким брутальным и сентиментальным одновременно. Он — хранитель нашего дома (пусть это всего лишь крохотная «однушка» у черта на рогах, зато она — наша), защитник очага, опора и мужчина, который никогда не бросает слов на ветер.

Он поступил на финансовый сам, своими мозгами, хоть умудрялся подрабатывать баристой, тренироваться и готовиться подавать резюме на вакантное место в центральном филиале банка своего отца. Нарочно подписался другим именем и фамилией. Хотел, чтобы его рассматривали наравне со всеми. И попал вторым кандидатом. Первый провалился на собеседовании. И тогда мой Даня впервые за кучу времени лицом к лицу столкнулся со своим отцом. На равных.

Так что теперь он учится и работает неполный день, оставаясь в офисе и на выходных, чтобы набираться опыта.

— Это что, пустышки? — спрашиваю я, смахивая слезы. Две следующих подвески очень похожи на голубую и розовую пустышки.

— Прицел на будущее, — играет бровями муж, и прикусывает меня за ухо. — Как только ты найдешь место в своем плотном графике.

— Через пару лет, — делаю вид, что задумалась, — так и быть, выкрою пару минут.

Я больше никак не связана со школой.

Я работаю в редакции женского журнала: пишу статьи и веду колонку новостей. И, совершенно точно, это то, чем я хочу заниматься в обозримом будущем.

Собираюсь броситься на шею своему Ленскому, но в дверь звонят.

— Даня! Что я говорила?!

— Успокойся, Колючка, это просто мои родители, — отмахивается он.

Ну да, это всего лишь его родители, с которыми мы впервые будем нормально разговаривать вот так — на нашей территории, как молодая семья. Возможно, нужно было подождать — в конце концов, мы расписались в начале декабря и, фактически, еще вовсю наслаждаемся медовым месяцем, но когда же еще клеить разбитые чашки, как не в Новогоднюю ночь?

— Даня, задержи их, мне нужно переодеться!

Лечу, на ходу чуть не спотыкаясь через Лёню — нашего хорька-альбиноса. Любит вертеться под ногами, когда мы все в сборе, чтобы не пропустить порцию поглаживаний и лакомств. Надеюсь, Ленский предупредит мать, что у нас в доме есть хорек?

Пока переодеваюсь в праздничное платье, из коридора доносится женский визг. Похоже, Даня не предупредил про Лёню.

Когда выхожу, порядком повозившись с застежкой браслета, то натыкаюсь на мать Дани, которая рассматривает нашу Фотостену. Мы ее так назвали, потому что целая стена нашей небольшой прихожей вся увешана маленькими рамками с нашими фото: со снеговиком, на весенних шашлыках с Даниными друзьями, я с букетом на свой двадцать четвертый день рождения и Даня с шариками в виде рогатых сердечек на свой девятнадцатый.